руки и сжимает их. Ее пальцы такие тонкие и холодные, что невольно ассоциируются со смертью. Мне хочется, чтобы она меня отпустила.
– Ты должна позволить себе стать счастливой. Это нелегко. Но ты должна. Ради Сэма. Ради того, что он посвятил бы этому свою жизнь, если бы его не лишили этой возможности.
Не в силах больше этого выносить, я встаю, но ноги плохо слушаются меня.
– Миссис Ньюборн, я была очень рада встретить вас. Правда. К сожалению, мне нужно ехать. Вас отвезти куда-нибудь?
– Нет, дорогая, я выпью еще кофе. Поезжай, конечно. Подумай над тем, что я сказала.
Она встает и крепко меня обнимает.
***
Стою перед дверью Патрика и реву. У меня нет сил даже постучать в дверь. Слышу, как из квартиры доносится дружный собачий лай.
– В чем дело, ребята? Кто-то за дверью? Давайте посмотрим.
Мой сосед открывает дверь, и его лицо меняется от удивления.
– Салли, почему ты стоишь за дверью? Почему не стучишь, не заходишь?
У меня нет сил на слова, я разражаюсь истошными рыданиями и падаю в утешительные объятия друга.
– Идем, приляг.
Патрик отводит меня в гостиную и укладывает на широкий диван. Держит меня за руку, пока я выпускаю наружу все, что скопилось в душе за год. Рыдаю, кричу, издаю стоны, бью подушки кулаками. Наши собаки притихли, лежат на полу возле дивана и ждут, пока закончится мое сумасшествие.
Наконец выбиваюсь из сил. Я опустошена и издаю лишь редкие судорожные всхлипывания. Друзья человека забираются ко мне, Булка ложится в ноги, а Севен, мой драгоценный Севен, устраивается рядом, давая мне себя обнять и уткнуться носом в его плотную теплую шею. Патрик укрывает меня тонким пледом и нежно целует в висок.
– Отдохни, дорогая.
Уставшая, выплаканная, убаюканная уютом дома Патрика и теплом наших собак, я проваливаюсь в сон.
***
Просыпаюсь почти в шесть вечера от того, что Булка лижет меня в нос. Смеясь, открываю глаза. Чувствую, как опухли и горят веки. Севен, похоже, так и не пошевелился за все время, зато теперь, когда я его освобождаю, он сладко потягивается и начинает играть с золотистой подругой. В комнату заходит хозяин дома с бутылкой вина и огромной тарелкой суши.
– Патрик. Суши!
– Да, подумал, что сладкое слишком банально, а пицца слишком просто.
– Ты просто чудо. Я так голодна, ты не представляешь. Не ела со вчерашнего вечера.
– Налетай, я принесу бокалы.
– Я только умоюсь, глаза горят.
Зайдя в его ванную, смотрюсь в зеркало. Зеленые глаза обесцветились от слез. Мне на грудь словно давит огромный камень, но плакать пока больше не хочется. Может, чертовы слезы наконец закончились? Есть ли какой-то лимит слез для одного человека?
Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в гостиную и задаю этот вопрос Патрику. Он пожимает плечами, наливая вино в большие бокалы.
– Кто знает. Наверное, у каждого человека по-своему. Я знаю людей, которым,
