я же рука была практически свободна и лишь как бы невзначай презрительно перелистывала лежащий рядом конспект. Боря на год раньше меня закончил школу, и теперь учился в строительном институте. Я на тот момент был окончательным старшеклассником, вернее, кончающим… нет, пожалуй, заканчивающим, и как положено, уже начинал задумываться, “а че дальше-то”. Вообще-то “уже“ – термин несвоевременный, все мои одноклассники свою будущность давно определили. Я же метался в сомнениях. С одной стороны, моя гуманитарная сущность звала меня в институт иностранных языков, которые меня всегда привлекали, мало того, как-то родившись, я заговорил сразу на двух языках, отечественном и изучаемым мамой английском. Но с другой стороны, ВУЗ-то педагогический, а какой из меня, раздолбая, прости господи, педагог…
Да и с языками произошла некоторая путаница. Пытаясь сделать из мелкого и бестолкового меня что-нибудь англоязычное, родители долго описывали по городу спираль со все возрастающей амплитудой в поисках школы соответствующего профиля. Однако везде им отвечали примерно одно и то же: “Чего вы мечетесь, ступайте в ж..”, извините, по месту жительства, где располагалась школа с расширенным преподаванием языка, но только немецкого. В нее своих мажоров пихали директора магазинов, престижные врачи и всегда дальновидные евреи. Школа действительно считалась лучшей в городе, да и с домом рядом. На том и остановились.
Итак, Боря душевно бухал. Я подсел к нему, пожал руку, взглотнул из дружески предложенной бутылки, и задал мучивший меня в то время вопрос на тему, как студенты умудряются столь приятно проводить время в то время, как время сессии. Боря выразился философически – куда учишься, тем и получишься. А у нас в ГИСИ ты нам только поднеси… Насыщенность и содержательность этого изречения настолько впитались в мой еще не определившийся с выбором мозг, что желание стать строителем буквально на глазах стало расти и крепнуть.
Да к тому же Боря был мастером спорта по фехтованию или тогда еще КМС. Наверное, поэтому он так крепко держал пузырь. Я, кстати, в младших классах тоже занимался в этой секции, но так ничему и не научился. Помню только, что поступил туда, как и другие пацаны, начитавшись “Трех мушкетеров”. Мы скакали по спортзалу, запрыгивали на шведские стенки, размахивали рапирами и кричали “Ага, каналья!” Впрочем, вру. Боярский стал кричать это значительно позже. Потом появлялся тренер и хлестал нас рапирой по ляжкам. Было больно, но доходчиво. Нет, кое-чему я все-таки научился. Когда мы дрались арматурными прутами на крышах дворовых гаражей, я зафехтовал своего соперника, и он свалился с трехметровой высоты. Слава богу, все обошлось.
Шпага и вино были неразлучны у мушкетеров, но они при этом не учились в институте. А тут сочетание спорта и спирта меня крайне заинтриговало. Короче, мнение мое о ВУЗе, в котором я себя уже представлял, не только выросло и окрепло, но даже слегка разбухло. Нет, пока еще не от слова “бухло”. И вопрос “Кем быть?” был аннулирован. А то раньше…
Я очень стать хотел бы генералом и, нацепив лампасы на штаны,
Я бы солдат построил и орал им, как те служить отечеству должны.
Я очень стать хотел бы астрономом и, вперив телескоп в ночную тьму,
Открыть летающий булыжник новый, покуда не известный никому.
Я очень стать хотел бы землекопом, я б землю вдоль и поперек изрыл
И, отыскав ребро питекантропа, музею бескорыстно подарил.
Я очень стать хотел бы скалолазом, меня бы уважал Сенкевич Ю.
А я с вершин Памира и Кавказа ему давал бы телеинтервью.
Я очень стать хотел бы страх агентом, ходить по территории своей
И страховать доверчивых клиентов от СПИДа, от поноса, от детей.
Я очень стать хотел бы стюардессой, жаль, что туда лишь девушек берут,
Я предлагал бы пассажирам прессу, рыгательный пакет и парашют.
Я очень стать хотел бы рок-звездою, я бы тогда культуру в массы нес,
Толпой фанатки гнались бы за мною, роняя пряди крашеных волос.
Я очень стать хотел бы акушером, все женщины стремились бы ко мне,
Назло заморским мистерам и сэрам я б поднимал рождаемость в стране.
Я б стать хотел борцом, легкоатлетом, певцом, танцором, тренером ушу,
Но только, извините, стал поэтом и пользы никакой не приношу.
Эпизод второй
Школьно-институтская промежность – это лето, которое мне запомнилось на всю жизнь. Причем вплоть до мелких эпизодов. Это время метаморфоз. Из гусениц, так сказать, в бабочки. Из одной ипостаси в другую – в течении одного лета ты школьник, выпускник, бездельник, абитуриент и студент. Это последняя любовь школьная, первая институтская, ну и то, что между ними…
