проскрипела калитка, брякнула цепь, завелся мотоцикл, поревел немного, и все стихло.
…Что я должен сейчас сделать? Опять дать деру в Москву? Позвонить в службу безопасности, вызвать подмогу? Они приедут и живо растолкуют деревенскому мужику Федору как-там-его-фамилия, как можно, а как нельзя разговаривать с Алексеем Александровичем Плетневым. Позвонить нотариусу, если только он не в Сен-Тропе по летнему времени, отдать необходимые указания по продаже этого чертова дома в деревне Остров, а самому улететь в Монте-Карло?
Вариантов масса, и все очень в духе… холеного жеребца Алмаза, впоследствии кастрированного!..
Какое отвратительное, круглое, гадкое слово – холеный! Сговорились они все оскорблять его так больно, как только возможно! И Оксана с ее бриллиантовыми реками, и Маринка, и вот теперь это чучело огородное!..
– Я больше так не могу, – пробормотал себе под нос Алексей Александрович. – Ну, не могу я!..
– Чегой-то ты там не можешь, Леша?
Озверев, он повернулся на голос, и вот, ей-богу, так и дал бы спросившему по морде, даже кулаки сжал вроде – как-то неубедительно сжал, по-ребячьи, – но ничего из этого дела не вышло. Над забором с той стороны торчала развеселая Валюшка.
– Леш, давай, завтрак на столе, дуй к нам! Мы не садимся, тебя ждем.
– Спасибо, я не хочу, – сквозь зубы пробормотал Плетнев. Руки у него дрожали.
– Да чего там не хочу, я ж тебя не в загс приглашаю, я замужняя! – И тут Валюшка кокетливо захохотала, но вдруг как-то странно перекосилась, ойкнула и пропала с глаз. Послышался какой-то шум и ругательства.
– Я тут на поленнице стояла, – раздалось уже из-за забора, – так она, зараза, возьми и рассыпься! И кто это так поленницу кладет, не руками, а одним местом! Витюш, Витюш, глянь, все развалилось! Леша, ты тут не лезь, в обход иди!
Как будто Плетнев собирался лезть к соседям через забор!
– Леш, давай, шевелись!
Алексей Александрович, специалист в ведении разного рода переговоров, в одну секунду очень отчетливо и раз и навсегда понял, что спорить с Валюшкой не имеет никакого смысла. Она будет приставать до тех пор, пока он не сойдет с ума или не придет завтракать, – и Плетнев пошел завтракать.
В сердцах он чуть не оторвал цепь с калитки, саданул по ней, но звука никакого не вышло, калитка лишь жалобно заскрипела.
– Добрый день.
– Здрасти, – не глядя буркнул Плетнев. Ему некогда было рассусоливать, его ждала Валюшка и сардельки, купленные в Твери задорого!
– Меня Виталий зовут, я Степаныча зять.
Плетнев приостановился.
Молодой мужик, вытирая руки о джинсовые шорты, шел к нему через дорогу.
– Я вас в тот раз не застал, – заговорил он издалека, – вы уехали сразу! А я поговорить хотел.
Плетнев молча смотрел на него. У этого человека вид был вполне городской – плечи и живот абсолютно белые, зато нос и щеки красные, прихваченные солнцем, на
