пытается заехать мне в челюсть своей курьей ножкой и только потом пускается в галоп. Но сегодня она, видимо, была не в лучшем своем состоянии. А может, просто задумалась и не ожидала от меня решительных действий. Так или иначе, вместо того, чтобы попытаться дать мне сдачи, изба вскочила и с заполошным кудахтаньем понеслась через лес. Все, что мне оставалось сделать за те секунды, пока изба еще была в зоне моей досягаемости, так это резво подпрыгнуть и уцепиться за ту самую метлу, на которой я бабке лететь запретил. Она висела снаружи, на двух вбитых в стену крючьях. Я успел ухватиться за длинную рукоятку, как за перекладину турника, и повис на ней мешком, пытаясь хоть как-нибудь удержаться. Но тут дурная бабкина избушка опомнилась, что не рассчиталась со мной за отвешенный ей пинок. И, оценив мое плачевное состояние (я даже подтянуться не мог, потому что организм все еще мстил мне за давешнее отравление алкоголем общей слабостью, даже несмотря на бабкино зелье), сменила аллюр. И понеслась скачками, прыгая с кочки на кочку. Так что теперь я не просто висел снаружи, а болтался с внушительной амплитудой. То взлетал почти параллельно земле, то ухал вниз, впечатываясь в гадкую избу всем своим фасадом, который от этого, понятно, лучше не становился. А еще это было больно! Избе, наверное, тоже при этом чувствительно доставалось, но ее физические страдания с лихвой компенсировались тем удовольствием, которое она получала, болтая мною и шлепая. Болтая и шлепая. Отчего у меня перед глазами вскоре уже танцевали огненные круги. Но первой в нашем с избушкой поединке не выдержала третья участница – метла. Или крючки, на которых она крепилась? Как бы там ни было, гораздо важнее причины оказался результат: я обнаружил себя сидящим на земле, обнимающим отвалившуюся от стены метелку и глядящим вслед резво удаляющейся избушечьей ж… задней части корпуса. Догонять негодяйку было бесполезно. Оставалось только подняться, привычным движением – не зря, оказывается, с веслом накануне тренировался! – закинуть метлу себе на плечо и тронуться в путь по проложенной избушкой тропинке, пока та не заросла. Догнать избу я даже и не надеялся, но, зная конечную цель ее маршрута, своими усилиями надеялся ускорить нашу с ней встречу.
4
Где-то через полчаса пути по избушкиным следам я весь взмок: нездоров еще был, да и полуденное солнце нещадно палило мне в самую макушку, игнорируя стройные сосны, пытавшиеся меня защитить.
Где-то через час с небольшим у меня уже дрожали ручки и ножки, призывая опуститься на землю. И, в идеале, поразмыслить там о последствиях неумеренного употребления алкоголя. При этом легонькая метелка уже казалась мне тяжелее весла.
Где-то часа через два я сдался, все-таки плюхнувшись на ковер из опавшей сосновой хвои с мыслью о том, что неплохо было бы на нем и умереть. Но сделать это мне существенно мешала всего одна мелочь: некому было подать традиционно последний стакан воды! Или лучше сразу с десяток стаканов! Пить хотелось так, что ни жизнь, ни смерть для меня в этом мире уже не играли роли. Одна только ЖАЖДА, утолить которую в солнечном сосновом лесу было
