и сегодня, а могло произойти и на тридцатые сутки задержания (не на это ли намекнул в машине майор?), и опытный авторитет был к этому вполне готов. Он не стал бы тем, кем он был, если бы не мог быть выдержанным, если бы не владел в совершенстве правилами игры со следователем. Иногда эту игру Севе хотелось сравнить с партией в шахматы…
– Не понял еще, в чем прокололся? – небрежно спросил Бондарович.
Могилев изображал независимость – насколько это, конечно, было возможно в стенах тюрьмы. Сидел перед Бондаровичем на стуле, закинув ногу на ногу.
– Майор, мы время тратим. Говори про дело, или отпусти в камеру, если нечего сказать. Так я с тобой только ужин пропущу, а это против правил. Ни в чем я не прокололся, – Сева пустил дым в потолок.
– Пожалуй, ты прав, – вынужден был признать Банда, – проколов особых у тебя не было.
– Тогда выпускай на волю или скажи, чтобы дали письменные принадлежности – буду жалобу писать, – все накручивал Сева Могилев. – И дай позвонить адвокату, хотя он, наверное, уже в курсе и сам вам названивает.
Александр Бондарович тонко улыбнулся:
– И здесь ты прав. Твой Игорь Розбаш уже с обеда околачивается в управлении.
Могилевчук презрительно взглянул на Бондаровича, но внутренне насторожился, понимая, что наконец-то начался серьезный разговор.
Александр посмотрел на Севу пристально – словно пронзил взглядом:
– Когда в сентябре девяносто четвертого Япончик взорвал Тимофеева, кто стал его наследником?
Сева молча затянулся.
– Правильно, – кивнул Бондарович, – к январю зону Тимофеева поделили ты и Михай. Япончик фактически подарил ее вам. Или я не прав?
Последовало молчание.
Банда продолжал:
– Сегодня у вас полный порядок: Япончик держит дело в Америке. Михай проводит наркотики через Дальний Восток. Ты занят отмывкой денег через Европу и Америку…
– Ну ты даешь, начальник!..
– Большой концерн. Ну и, конечно, много мелких местных дел… Таких всегда хватает возле крупных дел – без суеты никому не обойтись… Все правильно пока?
Сева пожал плечами:
– Рассказывай, рассказывай – это твоя сказка.
– А твоя? – Бондарович ухмыльнулся. – Ты мне свою не расскажешь? Не порадуешь?
Сева поджал губы:
– Я в законе, оперу не пою.
– Ругаться вам Япончик не разрешает, – вздохнув, уточнил Бондарович, – да и повязаны вы крепко на одно и то же дело, хотя с разных концов, перспективы большие. Вроде делить вам нечего.
– Делить всегда есть чего, – философски заметил Сева Могилевчук.
Однако Александр пропустил его замечание мимо ушей:
– Так вот ситуация в корне изменилась, но тебе об этом еще ничего не известно…
– Решили
