просто так, детство не проходит бесследно. Их доводили, били, унижали, давили тлетворно интеллектом, именами, словами про жизнь на джипах, ресторанах на Новом Арбате, ночной жизни, когда с утра под венец в белом платье.
Филипп не видел чертей в своей истории. Они хватали за ноги, били, нечем было защититься против не чести. Кошмарные существа из преисподней где жарили фальшивомонетчиков занялись им, он не знал раскаяния, боли утрат, стыда и поругания, на все эмоции слова закрывали мозг, но некоторые выскакивали перед взором и не давали увидеть адские порождения. Они лукавы и лицемерны, молитва защищает, когда от сердца, но уверенности в этом нет. Есть правильные слова, и реальные последовательности образов, когда заклинание перетекает в заклятие и чары рассеиваются после ночи мытарств, ужас захватывает целиком и сам сатана приходит и прыгает на голову, обещая навсегда лишить счастья якобы и тем захватывая, мистическим приключением.
Можно просто так стрелять за кого-то, ничего не желая, если откажешься, посадят кому придется. Одни делают плохо, другие отличники, в общем все хороши, есть в этом бандитское. Они ничего не могут, не ты значит другой, общество угорает, подбадривает, призывает к рекордам. Столько есть насильников, убийц, воров. Их осудят, поставят ниже, заставят прислуживать, вытеснят из церкви. Тело бога не его кровь, багряно осенними листьями осушающая грешную плоть. Одни вспоминают, мучаются, не могут себя простить. Говорят, они смеялись, видели в убитых своих врагов. Другие переживают в основном в общем смысле. За возможность спасения, барьер между ними и противоположным полом. Организованное убийство не чета случайной стычке. Приговоренный не видит в герое положительных качеств. Делать что говорят не значит не упасть оземь и слабо молиться не убивать. Оказать сопротивление становится вне морали, чем-то запредельным, что чмырят не в открытую, хотя вся жизнь за одиночку. Нельзя бросить своих считая чужими. Можно встать и заявить, что мы не те, за кого нас выдают.
Андрей взлетал с Тбилиси, припоминая как они трепыхались. Им не было страшно.
Одни умирают сразу, других можно отправить магией жестов на небо, они или попадут в рай, или избегнут страшного суда. Стюард превратился в черта, стал рвать на части беззащитного коммивояжера. Набор Avon упал в проход, раскатилась алая помада.
Рядом падали фужеры, наборы, журналы. Черт наливался, но Андрей смог придти в себя. Черта снова не было. Минуты прошли, пока все вернулась, он снова драл пассажира. Не надо было вмешиваться, это не ритуальная жертва. Они долетели совсем одни, он и маленькая девочка-ангел, она спросила, почему все молчат. Они просто умерли в телах за время перелета. Стали отсутствием себя.
Небольшой опыт в буддизме сделал их медитацию бессрочной. Никогда им не почувствовать кровь на пистолете, не пострадавшую майку, ожестеневшие ноги. Никто не придет на помощь, если убьет отрава, не сможешь простить себя в глазах других встретив не поддельное
