кх-хах! кхах!.. благоразумие требует немедленно позвонить в жандармерию и выдать вас, но кое-что мешает мне так поступить, а именно…
Тут она закашлялась всерьез и надолго, так что больно было слушать:
– Кх-х-хах-кхрумф! Кхух! Кх-кх-кхах! Кхрумф! Кхаха-кх! Кхх-хах! Кхух! Кх-хах! Кх-х-хах-кхрумф! Кхух! Кх-кх-кхах! Кхрумф! Кхаха-кх! Кх-х-хах! Кхух! Кх-хах! Кх-х-хах-кхрумф! Кхух! Кх-кх-кхах! Кхрумф! Кхаха-кх! Кх-х-хах! Кхух! Кх-хах!
Она совсем побагровела, на лбу выступил пот, и ей пришлось отереть лицо, прежде чем продолжить:
– …а именно то… что я вам верю. И вы, по-моему, прямо героини… простите, герои. К несчастью, боюсь, как бы свидетельство госпожи Кристиансен не перевесило все, тем более что ее муж… кх-кха-кхрумф!..
– Мы знаем, мадемуазель, – поспешно вставил Жильбер, чтобы избавить ее от лишних усилий, – потому-то мы и хотим сами найти убийцу. Беда в том, что мы почти ничего не знаем о господине Эдгаре. Нам нужна хоть какая-то зацепка, чтоб начать расследование, понимаете? Неужели в его жизни не было совсем ничего такого, как бы это сказать… что не укладывается в одну только тишь да гладь?
Кароль задумалась.
– Вообще-то есть кое-что… кх-кхах! – но это, я уверена, не имеет никакого значения, и я даже не знаю, стоит ли…
– Пожалуйста! – вырвалось у обоих.
– Ну ладно, так вот… кха-кх-х! Кхах! По понедельникам парикмахерская оставалась закрытой.
В этой информации друзья ничего особенного не усмотрели и ждали продолжения.
– Дело в том, что дядя… как бы вам сказать… он куда-то исчезал.
– Как это исчезал? – удивились гости безупречным дуэтом.
– Ну, вот уже примерно два года каждое воскресенье он садился в поезд, а возвращался только во вторник утром к открытию.
– А… А куда он ездил?
– Никто не знает. Это была его… кх-кхах! кхах!.. его тайна.
– А не может так быть, то есть я хочу сказать… что, если господин Эдгар, при всем моем к нему уважении…
– Нет. Я понимаю, что вы имеете в виду, но для всякого, кто его знал, такое предположение смеху подобно. Мой дядя не был бабником. Никаких интрижек у него не было. Он обожал тетю. Нет, это исключено.
– Ну что ж, – сказал Жильбер. – Хиловато, но хоть есть с чего начать. Ладно, мадемуазель Кароль, мы пойдем, вам надо отдыхать и лечиться. Большое спасибо, что приняли нас, несмотря на ваше горе. А мы сделаем все возможное, чтоб доискаться до правды, скажи, Джефферсон?
Джефферсон кивнул. Оба встали и двинулись к выходу.
– Уда… кх-кхах!.. удачи вам! – прокашляла Кароль, но, когда они уже закрывали за собой дверь, придержала ее. – Погодите, я… может, я не права, но что-то побуждает меня довериться вам. Инстинкт, наверно. Есть одна вещь… кх-хах! кх-кха! кхрумф!.. которую я хотела бы вам показать.
Она скрылась в комнате, которая, видимо, была ее спальней, через несколько секунд
