же, когда и обращаться с копьем и сетями. Маму, которая расчесывала мне волосы каждый вечер и заплетала их в аккуратные косы. Отца, который брал меня с собой в поездки по заснеженной чаще и учил различать следы животных и пение птиц, а также рассказывал о жизни, пока я сидела у него на коленях. Улыбки сестер, когда мы вместе играли, их объятия, как мы гонялись и швырялись друг в друга комьями земли. Так жарко горевший огонь, что я немедленно отогревалась.
Я крутила гвоздь между пальцами и вспоминала, вспоминала…
– Ты не такая, как остальные девочки, Яннеке, – сказал широкоплечий мужчина.
– Почему ты не зовешь меня Яннека? – По моим щекам текли слезы.
Борода собеседника была заплетена в косы и свисала до самой груди, компенсируя отсутствие волос на голове. Пока мужчина утирал мне слезы, я цеплялась за него так, как цепляются дети за передник матери.
– Яннека – женское имя, а Яннеке – мужское.
По моим щекам снова ручьем потекли слезы. «Яннека» мне нравилось гораздо больше, оно легче произносилось и казалось более напевным, чем «Яннеке», которое напоминало треск сучьев под ногами. Никакого сравнения, в общем.
– Я и хочу быть женщиной, а не мужчиной. Почему я не могу носить за воинами щиты? Это считается женским занятием, хоть щитоносцам и не разрешают драться. Я же вынуждена отказаться от своего пола лишь потому, что родилась последней в череде дочерей ярла, и матушке уже не удастся произвести на свет наследника, так что мне придется занять его место.
– Когда-нибудь ты меня поймешь, Яннеке. – Отец покачал головой. – Обещаю. До тех пор используй полученные знания, чтобы защитить тех, кого любишь. И никогда не забывай, кто ты такая.
Прости меня.
Я до крови прикусила губу. Я ничего не могла поделать с ситуацией. Придется поехать на эту Охоту. Нельзя ослушаться прямого приказа Сорена.
Прости, что разочаровала тебя, отец.
Шесть моих сестер были красавицами, пока их кожа не обуглилась, а их тела не стали практически неотличимыми среди других на пожарище. Мама бы спела мне колыбельную на языке своих предков и заверила бы, что я тоже красивая, несмотря на охотничье облачение и покрывающую меня грязь. Она бы сказала, что я унаследовала ее глаза, и улыбнулась. Все шесть старших сестер пошли в мать, их кожа была на несколько оттенков светлее моей, а волосы каштановые, а не рыжие, но лишь я могла похвастаться глазами цвета молодой листвы, как у нее. Единственной ошибкой матери было отправить меня нарубить дров посреди морозной ночи. Тогда я слышала ее голос в последний раз.
Отец научил меня всему, что я знала, и всему, что помогало выжить в землях Пермафроста: про гоблинов, их народ, отношение к людям. Я следовала за папой как тень, впитывая каждое его слово. Он называл меня своей гордостью и радовался, что я единственная пошла в него: смуглая кожа и темные кудри. Я была его наследницей как по положению, так и по внешности. Как
