style="font-size:15px;"> Мальчик шагнул в комнату.
– Папа, я же хотел… Я же хотел… – Он всхлипнул. – В нем музыка играет, я слышал! Я хотел, чтобы и ты послушал…
– Ах, еще и музыка? – вскричал отец и показал на открытую форточку. – Вот пусть там и играет. Я выбросил твое барахло. И чтобы больше в дом никакой дряни!
…На улице вновь моросил дождь. Мальчик стоял посреди огромного пустого двора, стоял с шариком на ладони. С мокрым расколотым шариком.
– Марш домой! – крикнул в форточку отец и, закрывая ее, проворчал: – Игрушек ему, видите ли, мало…
День был пасмурный…»
3
Я наклонился и положил рукопись рядом с человеком, у которого было мое лицо. Глаза его продолжали оставаться закрытыми, но он не спал. Он не мог спать на каменном полу. Детская уловка. Так делают, выжидая, когда же уйдут мешающие и можно будет заняться тем, чем хочешь заняться без посторонних. Я сам часто делал именно так, притворяясь спящим.
Итак, он требовал, чтобы я отказался от дара. Чтобы я уподобился ему, поступившему таким образом много-много лет назад, пасмурным днем, ему, подошедшему к развилке и повернувшему направо или налево, и расставшемуся со мной. Наши пути все больше расходились, и были другие развилки, и на каждой из них кто-то, не прощаясь, сворачивал, навсегда удаляясь от меня. А он решил вернуться. И увлечь меня на свой путь.
Такое уже было со мной, только без угроз и каменных темниц. Некое кафе, некий Двойник, который советовал плюнуть на Необходимые Вещи, как на самообман, и смотреть себе по вечерам телевизор. Было это в совсем-совсем другом мире, где звали меня по-другому, но – было. Тогда я просто ушел, а вот теперь вряд ли бы все прошло так гладко, если бы не девушка…
Девушка!
Я обвел глазами темницу. Пистолет лежал рядом с цепью, похожей на унылую змею, нет, на сброшенную змеиную кожу, а девушки не было. Растворилась? Тихо ушла?
Дверь была приоткрыта, за дверью застыли темнота и тишина.
– Она ушла? – спросил я того, кто только что был Хруфром, кого, возможно, сделали Хруфром в наказание за отказ. – Ее имя Иллолли?
Он посмотрел на меня из-под приспущенных век и слегка усмехнулся. Я понял, что вопросы мои неуместны и бесполезны; у него была своя система координат и свой круг понятий. Правда, что-то где-то все-таки, по-видимому, пересекалось или хотя бы соприкасалось, иначе не давал бы он мне эту старую рукопись, не вспоминал бы давнюю-предавнюю историю, гвоздем царапающую по полированной поверхности того, что принято называть душой. Впрочем, не мне судить о чужой душе, даже если она была когда-то моей. Да разве и о своей можно что-либо судить?..
Я подобрал пистолет и направился к двери. И все-таки оглянулся напоследок, чтобы хоть что-то сказать на прощание. Вместо прощания.
Слишком поздно я оглянулся. Его, конечно, уже не было. Он отправился дальше, от развилки к развилке, множа и множа вселенные. Как все мы…
Интересно, сколько бы мне удалось продержаться здесь без этого пистолета? И удалось бы?..
Я
