лучше в среду. Как вам среда?
– Среда – вообще мой любимый день недели, герр Беньямин, – ответил я.
Повисла пауза: он пытался понять, что стоит за тоном, которым я произнес эти слова.
– Герр Беньямин, вы меня слышите? – спросил я.
– Связь плохая, – снова заговорил он. – Видимо, из-за военных действий.
– Я вас слышу вполне сносно.
– Ага, хорошо! Очень хорошо. Значит, тогда в среду, да?
Он уже кричал в трубку, отчего звук искажался.
– Да, в среду я свободен.
– Чудесно. Увидимся в среду, если вам точно подходит.
Эта его черта, нерешительность, осложнявшаяся предельной вежливостью, могла кого угодно вывести из себя. Он постоянно колебался между разными идеями и мнениями, до смерти боясь поставить на что-то одно. Так дело обстояло и с женщинами, решиться на что-то было выше его сил, ни одна женщина никогда не устраивала его полностью – если только она не жила с кем-нибудь другим или не считала его непривлекательным. Да и в мелочах это отсутствие твердости вечно ставило его в неловкое положение. Так, в ресторане он мог заказать рыбу, а потом передумать, иногда подзывая официанта по нескольку раз. В конце концов он останавливался на той же рыбе, но вожделенно смотрел на содержимое тарелок своих сотрапезников. Однажды я сказал:
– Ладно, Вальтер, давай поменяемся тарелками. Ты не отводишь взгляда от моей, и у меня пропадает аппетит.
Но и после обмена блюдами он со вздохом произнес:
– Все-таки в первый раз я, наверное, правильно выбрал. Лучше было, чем это.
В то время Беньямин жил с родителями в берлинском районе Груневальд, в доме 23 по Дельбрюкштрассе, за углом от широкой, усаженной деревьями Яговштрассе[8], рядом со знаменитым парком[9]. Темный лифт, отделанный дубовыми панелями, поднимался на верхний этаж, и пожилая горничная в темно-синем платье с кружевным воротником впускала вас в их квартиру. Все было вполне добропорядочно, как и приличествовало в те дни богатой семье, жившей в западной части Берлина.
– Мы вас ждали, герр Шолем, – сказала горничная.
Меня провели в комнату Беньямина по длинному коридору, из которого я краем глаза мог увидеть всю роскошь квартиры. Мебель 1870-х годов (эпохи грюндерства[10]) словно требовала от того, кто смотрел на нее: «Следи за словами, когда говоришь в моем присутствии!» В главной гостиной диваны были обтянуты розовато-лиловым бархатом, шторы были из плотной серебристой парчи. На одной из стен висел изящный обюссонский гобелен, изображавший сцену охоты, во время которой несколько хищных голландцев загоняют несчастного волка. На полу, словно красочные острова в море медово-коричневого дерева, лежали пурпурные и красные ковры. Из китайских ваз, душно благоухая, свисали огненно-оранжевые цветы. Во всем этом было свое великолепие, пусть и похожее как две капли воды на обстановку других домов высшей буржуазии.
На стенах коридора
С 1953 г. – Richard-Strauss-Straße.
Имеется в виду Груневальд – самый большой лесопарк в Берлине, расположенный большей частью в одноименном административном районе.
