в слепой дегустации вина, отвечая на вопросы о том, где выращен виноград, в каком году был собран урожай и кто производитель. Разумеется, это полезный навык для тренировки вкусовых рецепторов. Однако делать это для публичной демонстрации собственного профессионализма как коносьера неестественно и бессмысленно. Эти трое почти наверняка отказались бы от ритуального описания вина с использованием невразумительных категорий вкусов и ароматов. Они не запоминали лучшие урожаи бордо XX века и не в состоянии с ходу назвать тринадцать сортов винограда, разрешенных для выращивания в Шатонеф-дю-Пап. Для этого существуют справочники и интернет.
Разбираться в вине в их представлении не означает обладать набором неких умений, доступных лишь посвященным, или сыпать банальными сведениями. К употреблению и изучению вина их привели эмоции, любовь к этому напитку. Разница колоссальная. Те, кто застрял в прошлом, продолжают твердить об «оценке вина», словно понимание вина сводится к накоплению тех или иных навыков вроде правильной речи и безупречных манер. Идея оценки вина отдает буржуазными надеждами на социальную мобильность. Сама по себе оценка трактует вино как обязанность, как будто им нужно в обязательном порядке овладеть в числе прочих внешних атрибутов аристократичности. Так вино превратилось в знак отличия, трофей, демонстрацию статуса, курс в школе хороших манер.
Коносьер XX века понимает, что ключом к рассекречиванию вина является любовь, а не оценка. Необходимые средства – страстная любознательность, толкающее вперед желание, требующее времени, сил и денег, чтобы исследовать обширную область, увлекательную, но, надо признать, непростую. Иными словами, сперва нужно полюбить вино, а любовь приходит, когда вы пьете, а не дегустируете или учитесь дегустировать. Эмоция пробуждает страстное желание учиться.
Каждый из описанных гипотетических ценителей вина XXI века сдружился с ним не как с объектом, который для получения удовольствия нужно постичь интеллектуально, а как с объектом, который для интеллектуального понимания нужно принять на эмоциональном уровне. Каждый из них по-своему нарушил устоявшиеся правила, определявшие вина высоко- и низкокачественные, как следует их анализировать, как понимать, как обсуждать и как ими наслаждаться. И тем самым им удалось разрушить жесткую иерархию, привязавшую вино к мировоззрению XIX века, которое имеет мало общего с реальностью жизни многих любителей вина в XXI столетии.
Следуя собственным эмоциям и инстинктам, они открыли культуру вина, не зависящую от всезнающих критиков и авторитетов, не космически дорогую и не подчиняющуюся строгой иерархии.
В основу многих представлений о вине, проповедуемых в наше время, лежит мудрость веков, давно уже канувшая в прошлое. До XX века хорошее вино было мало кому доступно, даже если вспомнить, что в винных культурах потреблялось гораздо больше вина на душу населения, чем теперь. Кроме французских вин (предназначавшихся
