двухэтажное здание покинули в полной тишине и не сразу осознали, что уже на улице, можно дышать полной грудью и нет больше душного помещения, где безраздельно властвует несправедливость. Закурили. Жить дальше заставлял легкий ветерок уходящего короткого лета. В общем-то, не случилось ничего особенного. От сумы да тюрьмы, говорят, не зарекаются.
– Олег, – удивился, невесть откуда взявшийся, Хворостов.
– Витек, – не меньше изумился и Рассказов однокласснику. – Ты как тут?
– На практике, в прокуратуре здешней. На суд опоздал, наставник всю плешь проест теперь.
Олег выбросил окурок в урну у крыльца и крепко пожал руку друга.
– На суде был? – спросил Виктор. – Чего там? Осудили мусоров? Надолго?
– Почти по семь лет каждому, – ответил Рассказов сконфуженно.
– И поделом. Не будут детей бить. Моего бы так, я тогда без суда и следствия…
– Разве у тебя есть ребенок? – удивленно посмотрел Олег на Хворостова.
– Да, не, – отмахнулся Виктор, улыбнувшись. – Это я образно. Универ надо закончить, погулять. А ты сам как? Рассказывай. Слышал, дембельнулся раньше срока?
– Да, – подтвердил Олег. – По приказу министра обороны, день за два.
– Орден, говорили, заработал.
– Медаль. За отвагу. И не заработал, а заслужил, – поправил Рассказов, взглянув на бодро проходящего мимо потерпевшего. На лице подростка играла самодовольная ухмылка. Он победил и своего презрения к поверженным не скрывал:
– Чё зыришь, мусор? Я говорил, кранты вам, урод…
– Ах, ты… – договорить Олег не успел.
Мама парня, которую в маленьком городе презрительно, но исключительно за глаза, обзывали купчихой первой гильдии, открыла перед своим детёнышем дверцу новенького слепящего белизной красавца – мерседеса:
– Руся, садись в машину. Хватит с меня судебных тяжб.
Убедившись, что чадо выполнило команду, женщина уверенно, с чувством собственного превосходства, посмотрела Рассказову в глаза:
– Никогда не подходи к моему сыну. И всем своим баранам постовым передай, не следует моськам тявкать на слонов. Затопчем и фамилий не спросим. Этот город наш. Мы здесь хозяева. Усвоил, мальчик?
Взгляд её был жестким, колющим в самое сердце, но голос мягким, убаюкивающим и даже добрым. Совсем не таким, как четыре месяца назад, в дежурной части, когда она, увидев своего ребенка избитым и лежащим на грязном полу камеры, испуганно рыдала, будто сирена, а её муж умолял, ничего не оформлять. Олег хорошо запомнил, что парню в Лондон поступать, и нужна чистая биография. Пожалели, отпустили с миром, даже умыться помогли и какие-то примочки на избитое лицо сделали. Жить будет, синяки через месяц сойдут. «Кого ни разу не били, тот жизни не знает», – напутствовал Семенов подростка, прощаясь с ним и, по-мужски, пожимая ему и его отцу руки.
