не сделать попытку перевести разговор на себя неизменным «а вот у меня…». Немногие способны на подобный подвиг. Любой друг, прежде всего, обычный человек.
А уж если с некоторых пор твой сознательный выбор – жизнь рядом с людьми, но почти совсем без близких, в некоем замысловатом варианте отшельничество (очень своеобразное и нетривиальное, но всё же), то вопрос «жилеток» отпадает сам собой. Моё «почти» не тянет на жилетку. Скорее, это я – жилетка, стена, в чём-то даже опекун.
Очень близкий человек имеется, сейчас она в соседней комнате. Наверное, читает. Она знает многое, но не всё. Я оберегаю её и не хочу показывать свои слабости. Потому что обязана быть сильной.
С чего же начать?
Пожалуй, буду действовать по школьному принципу выполнения домашних заданий – прежде всего отделаться от сложного: начну с самой первой и, может, потому кажущейся такой сильной, боли. Ковырять плохо зажившую рану – так себе занятие, если только для мазохистов. Ковырну последний раз.
Ту боль можно считать отправным пунктом повествования. И случилось это тридцать лет назад.
Тридцать лет назад… Плохо укладывается в голове, что тогда я не просто существовала, но уже прожила важную часть жизни, успела пройти через прекрасное, трудное и невыносимое. Тридцать лет – так много! А мне и сейчас кажется, что прожито мало, даже возникает обида на стремительно летящие годы: почему так быстро, я не успела пожить, чтобы нажиться! Нажиться – непростое слово, обычно у него совсем иной смысл. Я имела в виду случай, когда части слова «на» и «ться» придают глаголу не просто совершенный вид, а ещё и оттенок полного удовлетворения действием: натанцеваться, напеться, напиться… нажиться. И вовсе не в смысле обогатиться. Мне бы ещё лет пятьдесят, я ведь только начала! В душе мне всего двадцать пять. Хотя сердцу моему, возможно, все семьдесят – побаливает и требует терапии. Хорошо, что теперь есть прекрасные лекарства, я всё делаю, как велят доктора, потому «моторчик» редко меня беспокоит. Существуй такие препараты прежде, может, бабушка, дедушка и мама прожили бы намного дольше.
Продолжаю жить, сердясь на время, и в ближайшем будущем умирать не собираюсь (тсс, не стоит смешить богов). Склады памяти под завязку переполнены событиями, людьми, происшествиями, эмоциями, сожалениями и прочим барахлом – бесценным и мусорным. Хочется всё разобрать, сложить стопочками и любоваться на идеальный порядок. И самой в себе, наконец, разобраться, чтобы не пугаться наступающей зрелости, став по-настоящему взрослой личностью, постигшей суть произошедших с ней событий и полностью всё принявшей.
Итак, девяностый год прошлого века, лето, август. Мы – мама, папа и я – пребываем в спокойном ожидании начала учебного года, когда я впервые пойду в институт. Все нервотрёпки позади.
Мне семнадцать, я окончила десять классов с отличным аттестатом, поступила совершенно без проблем в Литературный институт на отделение критики.
Нынче, вспоминая, понимаю, что самым
