горячему углю.
Не стоит прыгать в омут, лезть в петлю́,
или иным кончать с собой предметом.
Всё только начинается на этом,
когда тебе сказали: «не люблю!»
Библиотекарь
Я не хожу на дискотеки,
и не бываю в ресторанах.
Жизнь провожу в библиотеке,
и всем доволен, как ни странно.
Сижу свободно, не во фраке,
имея термос, бутерброды.
В тиши, глуши и полумраке
считаю дни, недели, годы.
Мне хорошо в моей сансаре,
душа здесь чистится от скверны.
Литературный колумбарий,
а я при нем – хранитель верный.
Как много книг стоит на полках,
едва ли не с эпохи Майя,
пылятся, бедные, без толку,
их только я и вынимаю.
Вот привезли опять коробку.
Все свежие – из типографий.
Встречается автограф робкий,
ну, типа, самоэпитафии.
Присвоен инвентарный номер.
Штамп на семнадцатой странице.
И автор для потомков помер:
отправлен бережно храниться.
Тут и моих есть две-три книжки,
на них гляжу я с грустным смехом,
но все ж замечу: эх, братишки,
для сердца творчество – утеха.
Всем, кто стремится за лекарством,
лекарства выдает аптекарь.
А в нашем мирном сонном царстве
аптекарь я – библиотекарь.
Готов вас вылечить бесплатно,
снадобий у меня навалом.
Не больно. Быстро. Аккуратно.
Но пациентов что-то мало.
Спешите в лабиринты полок,
скорей, под ламп настольных нимбы!
Эх, жаль, погиб во мне филолог!
А если б выжил, мы бы с ним бы…
В безумном, сумасбродном веке,
сплошь состоящем из подвохов,
жизнь провести в библиотеке,
поверьте мне, не так уж плохо.
Умер от варенья
Мне знаком был некто Гений,
(кем себя считал он втайне).
Был он пленник заблуждений,
выделю одно из крайних:
Он хотел проникнуть в вечность,
в памяти людской остаться
с чем-то очень безупречным,
чтоб мог всякий наслаждаться.
– Никогда! – кричал он, – never!
Дух мой втуне не исчезнет.
Прежде чем создам Шедевр
не сразят меня болезни.
Не пугает меня случай,
обстоятельства – бессильны.
Ведь в душе есть света лучик,
яркий, цвета апельсина.
Он
