не стану, ты не сможешь
Состояние отрешённости, пустоты,
и немного боли
в совершенстве капризной, данной,
одной сумасшедшей весне,
ты и я – двойники: идентичны сознанием,
силой и волей,
коды Времени, матрицу новой Жизни
способны чертить.
А тепло я твоё приняла, защищаясь
безудержным ветром:
пусть он вспыльчивым был и ненужным,
но, всё-таки, нежностью,
мы стихийно поддались друг другу,
как прошлого общего Эхо,
ты же знаешь, что Совы Вселенной
стихийно беснуются.
Я не стану тебе говорить о предсказанной
завтрашней буре,
ты не сможешь сказать, что мой путь,
предначертанный рунами,
знать достаточно явь, сон во сне,
и прочувствовать ночь сквозь сумбурье,
править всласть содержимым, всем тем, что
богами дозволено…
оно просыпается
Манжет заката сполз на город,
Дырявит солнце горизонт.
Зевает Лето в чёрных сопках,
Ложится спать на левый бок.
Надело красную пижаму:
Зелёный хмель на рукавах,
Глаза стрекоз, ручьи в карманах,
Застёжки – молнии от гроз.
Вдыхает облачные кудри,
Степенно греет плоть земли,
Взбивает майские подушки,
Тревожит ветром чьи-то сны.
А завтра в платье медуничном,
Целуя плюшевый рассвет,
Пройдётся в сонных переулках,
Черёмух слижет белый цвет.
предчувствие смерти
Когда исчезнет день печали
и радость съёжится в комок,
заря рядиться перестанет
и море выпрыгнет из вод,
пески свои забудут дюны,
замрут ветра, застынет пыль,
зависнет лёгкой складкой небо
и припадут к земле цветы,
блеснут планеты за квазаром,
в себе самом сгорит июль,
я буду знать – он существует,
«существовал» – знать будет он…
Июнь
Капризничает, психует июнь,
Жжётся скромно, кашляет ветром,
К земле твердь прикладывает, гнётом,
И целует взасос громами.
Оттопырился грузною ветвью,
Расшвырялся цветной прелестью,
Так, как будто бы завтра осень вдруг
Пролепечет мотив северный.
А у горных рек душа колкая:
Кожу выскоблит, сточит разум.
Лето корчится, нагло выкая,
Солнца чёс только беспорочен…
Тёмный зной
Лето щурит глаза
и жонглирует солнцем коптящим,
недосказанность фраз
растянулась по липкому небу.
На краях облаков
Бог развесил мохнатые страсти,
распушил тополя,
напоил худосочные реки.
Крепко спит звездочёт,
не считает
