к наездникам, а когда у меня дело хорошо пошло, он и деньги платить стал. Я сам хлеб свой отрабатывал.
– А с нею что?
– С нею? – Кало хитро улыбнулся, вздохнул шумно, глаза мечтательно сощурил. – А вот после того, как я на арену вышел, и директору это понравилось, она моею стала! Ух, как это!.. – юноша почмокал губами восторженно, потом на сестру строго взглянул. – Ладно, Танюха, тебе рано ещё об этом! В Киеве это было…
– Рано? – настырно набросилась та. – А может, говорить не желаешь, потому что она забеременела? Я, хоть и маленькой кажусь, а знаю, что от этого «ух как!» детишки получаются.
– Знаешь, да не всё! Детишки – совсем не обязательно, – назидательно сказал начинающий донжуан, потом задумчиво добавил. – Правда, было, что она меня как-то дней десять истериками изводила: показалось ей, что забеременела. Я успокаивал, мол, ничего страшного, а она такой визг поднимала: как на арену выходить, директор из цирка выгонит, жить на что? Но всё обошлось, она после снова ласковой была.
– А мне ты об этом не рассказывал, – удивился Сергей.
– А ты и не интересовался!
– Значит, она не обрадовалась бы ребёночку? – уточнила Таня. Для неё это было неприятной новостью. То, что мужчины детям не всегда рады, она знала, но чтобы женщина? Девочке казалось: это неправильно, не должно так быть, никак не должно.
– Не обрадовалась бы, – подтвердил Николай печально. – Да оно и понятно. Ей же по канату ходить, и как она туда с пузом? …Много чего ещё было. Потом отец объявился, приказал, чтобы я цирк бросил.
Девочка поняла, что ей нужно перевести дух, осмыслить слова кузена. В Смольном на эту щекотливую тему наложено табу, отвыкла она от подобной откровенности, той, что для табора цыганского является совершенно обыденной. В институте благородных девиц даже при изучении Библии преподаватели торопливо пролистывают главы, в коих хоть какие-то намёки на зачатие встречаются. Не дай Бог, с языка смолянки сорвётся крамольный вопрос, просьба разъяснить! И все новости из города в институт поступают процеженными через плотные сита воспитательниц, очищенными от того, что не достойно ушей благородных барышень.
Таня обвела взглядом ребят. Серж улыбался, как бы подзадоривая: мол, спроси ещё что-нибудь эдакое неприличненькое, это меня позабавит. Олег, похоже, чувствовал себя неловко: для него новостью было, что юная барышня осмеливается задавать нескромные вопросы. Таня отметила это про себя, да и решила отмахнуться: не привык к подобному, и что с того? Цыгане считали, что вопросы продолжения рода – это главное, их все знать должны, взрослые без всякого ханжества постепенно раскрывали перед детьми все тайны. Потому в детстве Таня с Сержем и Кало рассуждали о своей будущей жизни откровенно. И чего ради делать перед Олегом конфуженный вид? И снова к Николаю обратилась:
– Ты уже разлюбил Лили, да?
– Ничего не разлюбил! Я и сейчас как вспомню – всё в душе переворачивается, не отказался
