тереме стропила подпирать. Тут же лежали разные резные части перил, балясин, наличников на окна.
– Хорош дом гостевой будет, как думаешь, а Василь Василич?
– Дом-то хорош, а вот работники не очень. Ты почему их Егор Гаврилович официально на работу не принял? Почему они у тебя в подвале зиму всю живут?
– Ну, во-первых, они сами так решили, им чертям заморским лучше знать, как им жить. Во-вторых, они здесь волонтёры, а не работники. Так что трудоустройство им без надобности. В-третьих, они после масленицы уедут уже, и поминай, как звали.
– Но так же нельзя. Я же отметить их должен был.
– Вот и отметь. Отметь так, словно они вчера приехали. А через две недели домой вернуться. Всего-то и делов. И им хорошо и нам.
– А что они от нас за волонтерский труд получат? – не сдавался я.
– Да ничего, так, малость самую. Им Водяной часть своих цацек древних отдал. Ну, так оно и правильно. Они ему такую резиденцию в подвале сделали. Видал уже поди.
– Нет, не видал, не дошел немного.
– Вот и зря. Сходи всенепременно. Детям, внукам говорить об этом будешь ещё.
– Я лучше бы к Анчутке сходил…
– И то дело. Ну, пойдём, на шайтан-камень посмотрим.
– Туда что и эти азиаты ходят? Им же холодно снаружи, сказали.
– А они легкоступом прыгают. Туда-сюда. У камня-то тепло.
Я промолчал. Анчуткин камень, правда, не в пример другим ключ-камням теплый был. Ни от кого не прятался, любой к нему мог подойти спокойно. Должно быть, часть души дружка моего в нём засела. Ну по крайней мере мне так думать нравилось.
«Как он меня сейчас примет?» – думал я, – «Ведь с сентября не виделись. Считай полгода прошло».
От повети дед повёл меня к реке и лишь у берега свернул на тропку. Снег здесь совсем нетронутый лежал. Сугробы чуть до пояса не доставали деду. Я семенил за дедушкиными сапогами и раздумывал, кто проложил здесь тропинку. Видно многих посетителей Анчутка зимой принял.
Наконец я ощутил его, затрепетал от радости и страха, нырнул меж ног у дедушки и во всю прыть вылетел на полянку. Именно, что на полянку. Снега вокруг камня метров на пять не было. Всю землю покрывал ковёр зеленой травки и синеньких первоцветов. Мелкие цветочки обрамляли серый камень, словно волны родной реки Анчутки.
– Как же так, а дедушка, как же так? Чудо-то какое.
– Чудо, говоришь? Конечно, чудо. Он им тепло даёт, а они к нему льнут, стелются. А ты спрашиваешь, что им здесь надо. Любовь у них.
– У кого? – не понял я.
– У друга твоего и пери огненных.
– Как у него любовь может быть? Он же помер?
– Как может быть, про то не знаю. А только сказывают, что каждый вечер, они песни ему тут поют, танцуют. И он отвечает им и ярко разгорается.
Я подошёл поближе к камню. Прыгнул и улёгся на верхушку, как, бывало, летом делал. Прикрыл глаза и потянулся к другу. Анчутка отзываться не спешил,
