объем сведений, часто личного характера, о тех людях, с которыми ему необходимо было встречаться или общаться. Если намечался кандидат на тот или иной ответственный пост, то Сталин запрашивал «досье» на этого кандидата в НКВД.
Как показывают реальные «портреты» окружения Сталина, для вождя личная преданность того или иного работника была намного важнее его морального уровня. Наличие у партийного или государственного функционера моральных недостатков, известных Сталину, позволяло ему достаточно легко манипулировать человеком, полностью подчиняя его своей воле. Именно благодаря этому в сталинском Политбюро уже к начале 1930-х годов были в основном послушные исполнители, хотя и не лишенные ума и организаторских способностей.
В. В. Куйбышев, член Политбюро и Председатель Госплана СНК СССР, был в 1930-е годы, до своей смерти в 1935 году, одним из наиболее преданных Сталину политиков. Однако когда, находясь в отъезде в сентябре 1933 года, Сталин узнал, что В. М. Молотов, Председатель СНК, которого он обычно оставлял руководить и партийными делами, намерен уехать в отпуск, Сталин пишет ему срочное письмо, в котором, в частности, говорится: «Разве трудно понять, что нельзя надолго оставлять ПБ и СНК на Куйбышева (он может запить) и Кагановича»[70]. Смерть Куйбышева в 1935 году от белой горячки во время запоя была приписана в последующем намеренному отравлению его врачами, так как медицинское заключение о причинах смерти было так или иначе сфальсифицировано.
Лев Троцкий в статье «За стенами Кремля», опубликованной в 1938 году в эмигрантском журнале «Бюллетень оппозиции», утверждает, что Сталин имел в своем распоряжении достаточно компрометирующих данных на М. И. Калинина и К. Е. Ворошилова, чтобы их шантажировать, добиваясь полного послушания. Калинин, ставший после смерти Я. М. Свердлова в 1919 году Председателем ЦИК, то есть формальным главой СССР, был в составе Политбюро представителем интересов крестьянства. Как пишет Троцкий, Калинин в первые годы своего председательства в ЦИК вел себя очень скромно. «Но со временем и под влиянием формальной власти он приобрел рутину “государственного человека” и перестал робеть перед профессорами, артистами и особенно артистками. Мало посвященный в закулисную сторону жизни Кремля, я узнал о новом образе жизни Калинина с большим запозданием и притом из совершенно неожиданного источника. В одном из советских юмористических журналов появилась, кажется в 1925 году, карикатура, изображавшая – трудно поверить! – главу государства в очень интимной обстановке. Сходство не оставляло места никаким сомнениям. К тому же в тексте, очень разнузданном по стилю, Калинин назван был инициалами М. И. Я не верил своим глазам. “Что это такое?” – спрашивал я некоторых близких мне людей, в том числе Серебрякова. “Это Сталин дает последнее предупреждение Калинину”. – “Но по какому поводу?” – “Конечно, не потому, что оберегает его нравственность. Должно быть, Калинин в чем-то упирается”»[71].
После такого
Письма И. В. Сталина В. М. Молотову, 1925–1936: Сб. док. М.: Россия молодая, 1995.
С. 247.
