если отвечу, что похож, успокоенный, улегся на свою лавку.
На следующий день, оставив коней и поклажу в корчме, мы дружной пятеркой пешим строем отправились в Киев. Как объясняли опытные товарищи, пеший на воротах не платит, а поскольку торга сегодня доброго на базаре нет, то и смысла монетами разбрасываться тоже нет. На воротах недовольные охранники начали зубоскалить над нашей экономностью, тем более что Иван вырядил нас всех для солидности в полный доспех и со стороны мы были похожи на терминаторов.
Как обычно, больше всех досталось мне, а поскольку грубить охранникам на воротах чревато, то приходилось отшучиваться и брать на «слабо». В результате, договорившись, что после пересменки готов принять кулачный бой с каждым из них по очереди, мы наконец-то попали за крепостную стену. Там Иван и Сулим, рассудив здраво, что со мной надо не на работу ехать наниматься, а объявлять войну Польше, решительно отправили меня с Дмитром на базар договариваться с подходящим купцом, а сами с Давидом пошли искать постоялый двор с приезжими поляками.
Поскольку Киев того времени уже был не столицей могучего государства, а пограничным городом, выглядел он соответственно, напоминая провинциальный медвежий угол с пятью-шестью тысячами населения, у которого на базарную площадь выходят практически все дороги. По сравнению со своим расцветом, о котором напоминали руины укреплений, построенных при Ярославе Мудром, лишь правильными геометрическими размерами отличающиеся от обычных земляных холмов, город значительно ужался в размерах. Жизнь городка сосредоточилась вокруг Лавры на Печерах и на Подоле, среди многочисленных ремесленников и купцов. Одноэтажные деревянные постройки, бедность, с одной стороны, и первые следы восстановления, как то: новый земляной вал и частокол, сооруженный уже при Владимире Ольгердовиче, нынешнем удельном князе, – с другой, наглядно демонстрировали, что еще тридцати лет не прошло, как Киев был освобожден от ордынского гнета.
На Андреевскую гору нам идти было нечего, да и нарваться на неприятности можно, так что княжий гостинец нам обозреть не удалось. Попав на базарную площадь, первым делом потащил Дмитра к скучающему бандуристу, которого никто не слушал по причине практического отсутствия на рынке покупателей. Живописав бандуристу жизненный подвиг Керима и убедив его с помощью монет, что наша с ним задача рассказать об этом потомкам, взялись сочинять думу.
Поскольку моя голова была полна всевозможных поэтических заготовок типа «То не темна хмара насувает, то татарская Орда налетает», «То не ясень долу похылывся, то молодой казак зажурывся», поэтическую часть думы мы с Богданом взяли на себя. Объяснив ему принципы поэтического творчества, привел в пример пару песен про казаков, которые приблизительно помнил. Богдан с радостью занялся новым для себя делом и легко выдал почти готовый текст за каких-то пятнадцать минут. Малыш обещал стать выдающимся сочинителем, слова складывались у него в рифмованные строки очень просто и естественно, тем более что народ к рифмам был не капризен, с удовольствием слушая под музыку и белые стихи. Музыка в те времена
