все продалось. Оставались две украшенные дорогие сабли и два кинжала, оцененные и без особого успеха выставленные на продажу, всякие золотые перстни с камнями, медальоны с цепочками и остальной золотой хлам, которого никто у нас не искал и не спрашивал. На всякий случай мы узнали у здешних аборигенов, что они дадут за наши остатки, но никто больше чем полцены не давал.
Когда мы вечером после бани, существенно пополнив потраченные запасы калорий, обсуждали текущие планы за первой и последней кружкой пива, которую заказал каждому атаман, я предложил несколько видоизменить первоначальный план передачи писем князю. Иван предлагал в понедельник с утра, когда князь гоняет своих дружинников, просто передать письма старшему охраннику, стоящему возле ворот замка, а самим, пока суть да дело, уносить ноги. План был хорош: пока князь вчитается, пока сообразит, что откуда, нас уже след простыл. Но мог князь и повышенную реакцию проявить, да и погоню послать сразу по горячим следам.
Прикинув, что если завтра, в воскресенье, князь планирует вернуться, то сегодня охота закончилась, народ культурно отдыхает, жарит дичь, пьет вино. Завтра им там делать уже будет нечего: как проснутся, поправят здоровье – сразу домой в Гродно поедут. Появятся во второй половине дня. Как только увидим суету, а нас они не минуют, дорога к воротам через базарную площадь проходит, – пакуемся, Давид с Дмитром и заводные потихоньку выезжают из города, легкой рысью движутся в направлении Новогродка.
Мы втроем, с Иваном и Сулимом, передаем письма старшему на воротах, даем ему пару монет, чтобы срочно нес это к князю, таинственно шепчем, что нас никто не должен видеть из гостей, просим передать князю на словах – за ответом, мол, приедем завтра с утра. А потом на «москвиче» зеленого цвета с большой скоростью движемся в сторону государственной границы. Шутка.
Народ план одобрил. Во-первых, ближе к вечеру в погоню никого не отправят. В суете после приезда пока князь разберется, что у него в руках, пока погоню наладится отправлять, время пройдет. Во-вторых, нам и легкой форы достаточно, чтобы нас никто не догнал. На стайерских дистанциях по выносливости никто с татарскими лошадками сравниться не может, так что, как поется в популярном шлягере из другого времени, «нас не догонят».
Все было оговорено, планы сверстаны, но черт меня дернул взглянуть в глаза подростка непонятного пола, одетого в юбку и подметающего лестницу на второй этаж. Большие черные глаза вобрали в себя, и уже трудно было отвести взгляд – не потому что хотелось смотреть, а потому что они насильно держали тебя, бесцеремонно ковыряясь в твоей душе. Собравшись и разорвав контакт, увидел кривую усмешку, появившуюся на ее лице.
Девчонка лет четырнадцати спрятала самодовольную ухмылку, наклонилась и продолжила подметать деревянную лестницу. Схватив ее за руку, потащил наверх по лестнице, в нашу пустую комнату. Я ушел первым из зала, остальные еще допивали пиво и разговаривали с купцами, сидевшими
