было. Кто их позвал? Ты говорил Well?
– Я повторял только твое имя, – Стен подкрался за ушко, отстань, щекотно, не отстал, молодец.
– Тогда откуда они взялись?
Один из колодцев пошевелился, зашуршал песок.
– Я знаю, почему здесь песчаная почва, – сказал Стен, – в твердом грунте они бы не смогли передвигаться. Наверное, раздвигают песок вибрацией или чем-то таким.
– Ой, только без умных мыслей, пожалуйста! Они все время на нас смотрели.
– У них нет глаз, – сказал Стен.
– Тогда зачем они приползли? И так бесшумно. Ты уверен, что они размножаются почкованием?
– Толстушка так сказала (гидесса была миловидно-отвратительно полной, на той грани упитанности, где миловидность превращается в безобразность), толстушка сказала, а ей видней.
– Кыш! – закричала Стенни.
Два колодца медленно зашуршали и стали удаляться. За ними оставались волнистые углубления на песке. Один из них останавливался на каждом шагу и, казалось, оборачивался.
Оборачивался он с совершенно женским видом.
– Да, – сказал Стен по поводу этого, – они, видимо очень интересуются половым размножением. Все же создатели их обделили.
– Бедняжки, – ответила Стенни, – они так похожи на людей.
Догоняя группу, она развлекалась тем, что несколько раз звала колодец и прогоняла – распространяла женскую власть в новую область. Наконец, колодец обиделся и ушел насовсем.
3.
Господин Brikovsky был поэтом. Господином он был для почитателей, а для друзей просто Мишель. Друзей он имел во многих городах мира и помногу в каждом, так как был человеком довольно легкомысленным. Довольно легкомысленным во всем, что не касалось поэзии. Он был в легком бежевом костюме, бежевых туфлях и огромных солнцезащитных очках, совсем не модных. Его манера говорить покоряла.
– Ого, – продолжил Мишель, – вот это, друг, да!
Он сделал широкий жест, обозначавший "да!" и, для большей понятности, подержал друга за сгиб локтя. Поправил очки и обернулся, сверкнув лысиной. Через лысину бежали длинные волосинки в тщетной надежде добежать до затылка и впасть в мелкое море настоящих волос. На затылке виднелась полускрытая шишка, поблескивала на солнце, вспотев, предательница.
– Да, я вот о чем, – продолжил Мишель с последнего слова (спутник был молчалив и удобен для словоизвержений), – вот о чем: если эти колодцы так похожи на людей, то они должны понимать поэзию. Конечно, не все люди понимают настоящую поэзию, прости, что я плохого мнения о нашем человечестве, но есть стихи, которые должны быть понятны каждому, даже колодцу.
Спутник молчал, обдумывая что-то свое.
– Я предлагаю почитать им стихи, – предложил Мишель, – у меня как раз есть подходящие.
– Нам было сказано поменьше говорить с ними, – ответил спутник.
Мишель обижено посмотрел на него: нос картошкой, слишком холодные глаза для столь простецкого носа, слишком аккуратная стрижка, выражение
