до немыслимого блеска и без того сверкающий «мерседес», и ровным счетом никто не обращал внимания на гостей, которые уже вторую минуту подряд торчали на виду у всего дома перед закрытыми воротами.
– Охраны нет, – рискнул озвучить то, что и без него было очевидно, весьма удрученный этим безлюдьем Глеб. – Не нравится мне это, Федор Филиппович. Может, все-таки вернетесь в машину? А вдруг это засада?
– Если это засада, машина меня не спасет, – помолчав – видимо, чтобы справиться с раздражением и не облаять ни в чем не повинного Глеба, проворчал генерал. – Это стандартный «мерседес», а не БТР, в нем от пули не спрячешься. Да и не хочу я ни от кого прятаться. Как там говорил этот тип, которого ты в конце весны шлепнул? В моем возрасте…
– Уже грешно бояться смерти, – напомнил Глеб, напряженно озирая пустой двор и борясь с желанием достать пистолет. – Она прорастает внутри ветвистым деревом, дающим благодатную тень… В общем, как-то так. Но это, по-моему, вовсе не означает, что надо торопиться.
Федор Филиппович не ответил, и, бросив на него короткий взгляд, Глеб увидел, что генерал опять, не отрываясь, смотрит на окна второго этажа. Последовав его примеру, Сиверов увидел в одном из них парадный генеральский мундир – вернее, человека в парадном мундире, но в первое мгновение в глаза ему бросился именно мундир, как кольчугой, прикрытый орденскими планками и рядами сверкающих медалей. Это зрелище заставило его воздержаться от высказывания вслух предположения, согласно которому хозяин дома все-таки подался в бега, воспользовавшись для этого какой-то другой машиной.
У него на глазах человек отступил от окна, растаяв в темном стекле, как погрузившийся в воду утопленник. Потом до них долетел короткий, приглушенный расстоянием и двойной оконной рамой, будничный хлопок выстрела.
Федор Филиппович еще немного посмотрел на окно, а потом опустил взгляд.
– Все, – констатировал он бесцветным голосом. – Отпустил на всякий случай охрану, чтобы не позориться, и стал ждать, чем обернется дело. А когда понял, что ждать больше нечего, воспользовался единственным выходом, который у него остался.
– Вы имеете в виду заднюю дверь? – спросил недоверчивый Глеб.
– Это вряд ли, – все тем же тусклым и бесцветным, словно неживым, голосом возразил генерал. – По-своему он был честным человеком.
– Очень по-своему, – вставил Слепой, продолжая поглядывать по сторонам, а заодно и прислушиваться, не донесется ли откуда-нибудь из-за дома звук отъезжающей машины, а то и отходящей от личного причала господина генерал-полковника моторной лодки.
Федор Филиппович проигнорировал эту реплику.
– Кроме того, – продолжал он, – у него была цель. Пустившись в бега, о ней пришлось бы навсегда забыть, а бесцельное и сытое, как у бройлерного цыпленка, существование его никоим образом не прельщало. Согласись, материальных благ ему и здесь хватало
