и Карлсона, когда дефицит общения порождает в подсознании искусственный образ этого Друга. Нет. Я не страдал от одиночества – я к нему стремился – и друзей не искал. Я даже не искал достойных собеседников. Впрочем, их просто не было – сверстники говорили о чем угодно, только не о том, что меня могло заинтересовать. А взрослые видели во мне не по годам развитого ребенка и считали букой, в лучшем случае – «не от мира сего». Тем не менее жизнь протекала не в лесу и не в пустыне – в районном центре, где хорошо была развита промышленность, активно велось строительство жилья, как грибы росли целые кварталы с соответствующей инфраструктурой. Строились фабрики, машиностроительные заводы, химические комбинаты, закрытые стратегические предприятия, так называемые «ящики». Дома в новостройках заселялись новоприбывшими молодыми специалистами – выпускниками институтов, техникумов, училищ – инженерами, врачами, учителями, строителями, транспортниками. Создавались семьи, рождались дети.
И у меня – интеллигентная семья, любящие родители, родственники, соседи. До школы я посещал ясли, затем детский сад. Не скучное и не обездоленное детство, такое же, как и у всех советских детей.
Нас было много во дворе нашей кирпичной трехэтажки и соседних домов, жили, не тужили. Казаки-разбойники, прятки, жмурки, классики, мяч, клюшки, шайбы. Костры по вечерам, рогатки, пугачи, драки… Но это, правда, чуть позже.
А пока я совсем маленький, мне 4 или 5 лет, точно не могу сказать. Вечерами папа с мамой отпускали меня погулять в палисадничек перед домом, который разбили и засадили деревьями и кустарниками сами жильцы дома – наши родители. Красивые клумбы с цветами, ряды стриженых роз, кустистый боярышник… Его ягоды я с той поры и полюбил.
Середина осени. Поздно. Может, часов 8 или 9. Солнце давно зашло, темно. Горят окна, за занавесками бурлит жизнь. Тихо на улице. Возможно, по телевизору транслировали какой-нибудь интересный отечественный фильм или передачу, например, «Кабачок 13 стульев» или нашумевший тогда сериал «Сага о Форсайтах». Никого во дворе, один я. Мне такие вечера нравились. И в этом безлюдье мне захотелось еще большего уединения.
Я забрался в самые густые и колкие заросли боярышника, и сквозь его ветки взор мой обратился в небо. Там, наверху, чувствовалось чье-то присутствие. Оказалось, неспроста – вскоре ко мне быстро приблизился светящийся шар. Он был не настолько ярким, чтобы осветить округу – бледно-желтого цвета, размером с футбольный мяч; завис прямо передо мной, чуть выше моей головы; при желании можно было коснуться его рукой. Я молчал и смотрел. Ни страха, ни удивления. Только любопытство и ощущение счастья. Шар заговорил со мной. А я ему стал отвечать. Беседа происходила в полной тишине, знаю, что рта я не раскрывал и никаких слов не слышал, но это была именно беседа. Несмотря на все попытки вспомнить детали того разговора, у меня ничего не получилось. Ни в тот вечер, ни позже – в последующие годы. Память запечатлела лишь окончание.
Шар «сказал» мне, что отныне и всегда будет
