в магазин, прозванный местными аборигенами «На бережке». Вообще, район, где имела честь проживать Антонина Ивановна, городской шпаной почтительно именовался «офицерье» не случайно. Большую его часть занимали дома, входившие в ведомство КЭЧ, а значит, заселенные военнослужащими. Для удобства защитников родины и их семей руководство гарнизона отстроило детский сад, школу, ателье пошива одежды, магазин-военторг и, разумеется, кафе под традиционным названием «Звездочка». Именно к нему и направлялась растерзанная Антонина. По мере приближения к главному маячку «офицерского» района шаг ее становился все более и более степенным, а осанка все более и более величавой.
– Антонина Ивановна! – радостно поприветствовал ее майор Алеев, сбежавший по ступеням крыльца офицерского кафе. – Какими судьбами?
– Добрый вечер, Фаттых Гайнулович, – поприветствовала его Самохвалова. – Вот решила прогуляться – с работы пешочком.
– Это через гаражи? – изумился майор, распространяя вокруг себя устойчивое амбре винных паров и одеколона «Спортклуб». – Рисковая вы женщина, Антонина Ивановна!
– Да я уж и сама не рада, – пожаловалась Самохвалова. – Ни души – одни собаки, да и тех по пальцам пересчитать.
Алеев галантно подхватил Антонину Ивановну под локоток и повел по направлению к дому, у подъезда которого стоял неприкаянный Петр Алексеевич Солодовников с тремя гвоздиками и в дерматиновом пальто нараспашку. Увидев свою Тонечку в сопровождении бравого майора связи, Петр Алексеевич стушевался и от волнения сделал два шага вперед, три назад. Фаттых Гайнулович быстро сориентировался и галантно подвел Антонину Ивановну к приплясывавшему Солодовникову. Склонив голову, майор по-восточному витиевато произнес:
– Передаю вам вашу красавицу. Завидую, так сказать, одновременно.
Опешивший от татарской велеречивости Солодовников протянул Алееву руку и твердо, по-мужски, представился:
– Петр. Очень рад.
– Фаттых Гайнулович, – объявила Самохвалова.
– По-вашему Федя, – уточнил Алеев и плавно проскользнул в подъезд.
Антонина Ивановна посмотрела на часы и поинтересовалась:
– Давно стоишь?
– Да часа два, не меньше.
– А чего ж не поднялся?
– Поднялся. Катя не открыла.
– Как не открыла?
– Сказала: мамы дома нету – впускать никого не велено.
– Ну я этой Кате! – возмутилась Самохвалова и решительно направилась к подъезду.
– Подожди, – замялся Солодовников. – Давай присядем.
Присели.
– Ну чего ты, Петр Алексеевич?
– Тонь… – Солодовников запнулся. – Может, уж хватит: ты – здесь, я – там. Я ведь помогать тебе буду. И Катюшку я люблю. Опять же, и получаю я ничего, и пенсия у меня достойная…
– Опять ты за свое, Петр Алексеич? – устало выдохнула Антонина.
– Я и квартиру
