радостно завопил толстячок, широко распахивая пухлые ручонки для иудиных объятий. – Дорогой друг! Как мне тебя не хватало! – и к трону, к трону…
Очки дяде нужно срочно купить! Или поставить два фингала для улучшения освещения дороги, куда я собралась ненавязчиво, но твердо спровадить этого лысоватого индивидуума.
Пока Форсет пытался нежно обнять и сладко облобызать пустой трон, я спокойно встала с места, где сидела. Правда, встала – это громко сказано. Скорее, меня бережно подняли парфенушки. Тихо прошептав добровольным помощникам: «Спасибо!», я летящей, качающейся и колыхающейся походкой приблизилась к богу с тыла и, шлепнув по плечу ладонью в мягкой перчатке, проорала:
– Алес капут! Хенде хох!
Форсет подпрыгнул от неожиданности, сделал замысловатый пируэт и оказался лицом к моему «телевизору».
– Шнеле-шнеле! – удовлетворительно крякнула я. – Их бин ферштейн?
– Ты-ы к-кто?
Толстяк упорно вглядывался в знакомые черты, но опознать меня в этом фотороботе не мог. Впрочем, я и сама себя не узнавала. Но мне простительно – в конце концов, я женщина, существо нестабильное и переменчивое… Ага, а еще зыбкое, нетвердо стоящее на ногах и крайне неустойчивое! Но не морально – физически. Морально я крепче любой скалы! Правда, скала об этом не знает!
– Я – телепузик с ракетным двигателем пониже талии! Ужас здешних мест! Гроза Парфенона! Призрачный мститель!
Глаза божественного «Краника» стали квадратными. Редкие волосики поднялись шаром вокруг лысины, превращая просто дедушку в дедушку – божьего одуванчика.
– Да-да! – поддержали меня мохнатики. – Великая! Красивая! Ужасная!
Последнее могли бы и не говорить! Но… что сказано, то сказано!
Я погладила ближайшую, яростно подскакивающую парфенушку по голове и снова вернулась к Форсету:
– Проникся, несчастный?
– Почему несчастный? – вкрадчиво поинтересовался бог справедливости и защиты. И вдруг у него открылись глаза: – Илона?!!
– А ты кого ждал, болезный? – в свою очередь поинтересовалась я, надевая кадуцей на шею во избежание потери ценного имущества и в знак своего высокого положения.
– Рицесиуса, – растерянно ответил Форсет и попер танком: – Ты как здесь оказалась? Где главный бог? И почему у тебя символ верховной власти?
– Я за него! – спокойно подложила богу противотанковую гранату. – Так что «стоять – бояться, упасть – отжаться!».
На пару-тройку минут Форсета закоротило от свалившейся на него информации. Причем оригинально так закоротило… У него закрывались глаза, открывался рот. Закрывался рот – открывались глаза. В конце концов я заподозрила неумелую подтяжку лица. Когда у жертвы косметической хирургии остается очень мало кожи, и, чтобы что-то открыть, ему требуется что-то другое срочно захлопнуть.
– П-почему? – все же выдавил из себя поборник омоложения. – Почему ты?..
– Не знаю, – честно призналась и любовно погладила
