просто день счастливых открытий… Откуда ты знаешь, что происходит с твоей матерью?
– Мила рассказала, – смущенно призналась Регина Львовна.
– Час от часу не легче! – повысил голос Николай Петрович. – Ты забыла, какое условие тебе при рождении Ани выдвинули родители? Неужто выкинула из памяти слова своей младшей сестрицы? А вот я помню, как ты плакала, передавая мне речь Людмилы, которая встала на сторону Валентины Гавриловны и Льва Юрьевича, и помню, что она заявила: Горкины навсегда вычеркнули из семьи Регину, прокляли ее новорожденного малыша. И после этого ты общаешься втайне от меня с матерью и Людмилой? У меня нет слов!
– Я их голоса почти пятнадцать лет не слышала, – принялась оправдываться Регина Львовна. – Но года три назад мне внезапно на работу позвонила Мила и сказала, что нашла меня через Гугл – мои данные есть на сайте клиники. Сестра сообщила следующее: «Мать страдает старческим слабоумием, находится в частном доме престарелых. Я замужем за богатым человеком, мы уезжаем на ПМЖ в Лондон. Понимаю, что ты не захочешь навещать маму и навряд ли после всего ею сделанного тебя волнует ее судьба, но все же хочу поставить тебя в известность – она живет в комфортных условиях, о ней прекрасно заботятся, и так будет продолжаться до ее смерти. Прости меня, пожалуйста, за то, что много лет назад я была жестока по отношению к тебе и малышу. Теперь я сама мать и понимаю, как гадко тогда поступила. Если ты испытываешь материальные трудности, только скажи, мой муж купит тебе квартиру, даст денег на обучение ребенка».
– Как мило! – с сарказмом воскликнул Николай Петрович. – И как благородно! Пристроив мать в комфортабельный приют и собираясь сбежать из нестабильной России в сытую Англию, твоя сестричка, жена богатенького Буратино, вознамерилась сбросить пару крошек со своего барского стола в нищие ручонки ближайшей родственницы… И что ты ей ответила?
– Правду, – твердо произнесла Регина Львовна. – Сказала, что ни в чем не нуждаюсь и прошу забыть мой номер телефона. Это все. Более Людмила на моем горизонте не появлялась. Понятия не имею, что с ней и с… Валентиной Гавриловной. Но я подумала… раз больше никто не будет ходить на кладбище… ну… э… в общем, на могиле отца есть табличка: «Анечка Лаврова». Мне делается легче, когда посижу у оградки, положу букетик.
– Анечка Лаврова… – зло повторил Николай Петрович. – Тебе следовало бы написать Бибикова. Забыла, что твоим мужем тогда был Юрий? Анну я не удочерял, усыновил только Ивана.
– Не первый год мое сердце рвется на части, – снова заплакала Регина Львовна. – Как ты мог убить мою дочь?
До слуха Вани донеслись несколько сочных шлепков, затем отец гаркнул:
– Опять завела ту же песню? Наслушался я твоих стонов! Ах, ах, оденем ее в платьице, завяжем бантики… Вспомни, какой пакостницей была твоя дочурка! Кто избаловал ее до безобразия?
– Я, – прошептала мать, – одна я. Потому что знала: скоро ты ее убьешь.
– Анны Бибиковой больше нет! – отрезал отец.
– Нет, – еле
