Львович, что дает нам право считать оба рассказа семейными легендами Пушкиных. Если верить им, прадед Пушкина по отцу зарезал свою жену во время родов, а первая жена деда Пушкина умерла в домашней тюрьме, куда он ее заточил только за одно подозрение в связи с неким французом, учителем его детей. Самого же француза он будто бы самолично повесил на черном дворе.
Тиранил он и вторую свою жену. Однажды, когда она была на сносях и вот-вот ожидала роды, да к тому же чувствовала себя крайне нездоровой, он потребовал от нее одеться в лучшие свои наряды и поехать с ним в гости. В дороге она почувствовала родовые муки. Так, «разряженная и в бриллиантах», прямо в карете, она и родила, как пишет Пушкин, «чуть ли не моего отца». Домой ее привезли полумертвой.
Впрочем, не менее дикими страстями отличались предки поэта и по материнской линии. Известно, что его прадед Ганнибал, гордившийся своим абиссинским происхождением, заставил свою белокожую жену постричься в монашенку только за то, что она родила ему белую дочь, а дед Пушкина Осип Ганнибал при живой жене женился вторично, представив фальшивое свидетельство о смерти первой.
Отец Пушкина, как и положено в дворянских семьях, с детства зачисляется в армию, сержантом в лейб-гвардии Измайловский полк. Реально начал служить только в 1791 году, когда переехал в Петербург. В 1796 году он женился на Надежде Осиповне Ганнибал, а через год в чине капитан-поручика вышел в отставку. Писал стихи, слыл мастером на каламбуры, за что был неизменно любим в аристократических салонах. В городском фольклоре сохранился анекдот о том, как однажды Сергей Львович встретил знаменитого в то время комедиографа Копьева, известного в Петербурге своей невероятной скаредностью. Из экономии он даже своих собственных лошадей постоянно недокармливал, отчего те едва передвигали ноги. Поравнявшись с Сергеем Львовичем, Копьев предложил его подвезти. «Благодарю, – ответил тот, – но не могу, я спешу».
Сергей Львович тоже отличался редкой скупостью. Сохранился анекдот из его семейной жизни. Однажды сын Сергея Львовича – Лев – за обедом разбил рюмку. Отец вспылил, а затем весь обед проворчал. Не выдержал и Лев. «Можно ли, – сказал он, – так долго сетовать о рюмке, которая стоит двадцать копеек?» – «Извините, сударь, – с чувством возразил отец, – не двадцать, а тридцать пять копеек».
Однако к серьезной деятельности Сергей Львович, как говорят, расположен не был, предпочитая службе и хозяйственной деятельности светские визиты и холостяцкие развлечения. О его беззаботности и легкомыслии ходили легенды. Любимым занятием Сергея Львовича во время службы в гвардейском полку было сидеть у камина и помешивать горящие угли своей офицерской тростью. Как-то раз, согласно легенде, с такой обгоревшей тростью Сергей Львович явился на учения, за что будто бы и получил выговор от командира: «Уж вы бы, поручик, лучше явились на ученья с кочергой».
Рассеянность Сергея Львовича принимала порой самые неожиданные формы.
