неправ кто-то другой, предпочитая, впрочем, пользоваться правом на молчание, когда мы сами неправы. Многие привыкли держать Первую поправку как меч в одной руке и Пятую – как щит в другой, забывая при этом, что тем самым мы превращаем межличностное общение в поле боя. Во многих отношениях эта культура жалоб и критики стала нашей достойной сожаления реальностью.
Однако имеющий влияние человек понимает, что бестактные, неосторожные слова и выражения прокладывают путь к разладу в отношениях вне зависимости от того, кто в конечном счете прав и виноват. От подобных действий обычно больше вреда, чем пользы, потому что они наводят на мысль о стремлении критикующего к одностороннему выигрышу, даже если такого мотива нет. В результате в отношениях возникает напряжение. Неудивительно, что сегодня у нас гораздо больше «говорящих голов», чем настоящих лидеров. Влияние всегда на кону, но многим ничего другого не нужно, кроме как настоять на своем. Подобный образ действий не только создает прецедент бесполезности; этим раздувается напряжение и подрывается всякое стремление к содержательному сотрудничеству.
Но когда появляется настоящий лидер, эффект получается прямо противоположный. Трудно найти более неотразимого коммуникатора, нежели президент Линкольн, подписавший Прокламацию об освобождении. Он всегда имел репутацию человека, который подходит к решению любых проблем тактично и уравновешенно. Яркой тому иллюстрацией была его реакция на серьезную тактическую ошибку, совершенную северянами в критический момент Гражданской войны.
Битва при Геттисберге имела место в первые три июльских дня 1863 года. В ночь на 4 июля генерал Роберт Ли начал отступление на юг. К тому времени погода резко испортилась, и страну затопило затяжными дождями. Река Потомак, преграждавшая путь побежденной армии Ли, разлилась как никогда, превратившись в полноводный бурлящий поток, форсировать который не было никакой возможности. В то же время сзади подпирала победоносная армия Союза. Ли оказался в западне. Северянам представилась прекрасная возможность взять армию южан в клещи и закончить войну. Уверенный в себе Линкольн приказал генералу Джорджу Миду не тратить время на созыв военного совета, а сразу же атаковать Ли. Президент отдал свой приказ по телеграфу, а затем еще отправил специального гонца к Миду с требованием немедленно начать операцию.
Но Мид все-таки созвал военный совет. Он колебался, он тянул время. Он телеграфировал президенту всевозможные оправдания. Дело кончилось тем, что вода в Потомаке спала, и армия Ли благополучно выскочила из западни.
Линкольн был в ярости. «Что это значит? – возмущенно говорил он своему сыну Роберту. – Боже правый! Как такое могло случиться? Они были практически в наших руках, достаточно было руку протянуть – и они были бы наши; но никакими словами и действиями я не мог заставить нашу армию пойти в бой. Любой военачальник в таких обстоятельствах разбил бы Ли. Если бы я был на месте, я бы разгромил его самолично».
Терзаемый горьким
