Ты что думаешь, тебе все всегда прощаться будет? Ляльку свою не забыл еще?
– Не забыл, – сказал парень и посмотрел так, что другой бы на месте Кудри отшатнулся, такой нехороший это был взгляд, злой.
– Не зыркай, не испугаешь. – Николай Евгеньевич Кудреватых был не из робкого десятка. – Змеюку на груди пригрел, вот она тебя и ужалила. Любовь, понимаешь! Это как напортачить надо было, чтобы такую простую вещь разжевать: нет бабам веры и не было никогда. Простили тебя тогда, я настоял, чтобы простили. Сказал, пригодишься ты еще, свое отработаешь и суку эту из-под земли достанешь. Достал?
– Сбежала она. Все равно найду.
– Ищи. Такими обещаниями не бросаются. А до тех пор попридержи характер. Короче, так: не ляжешь – так сядешь! И не надолго – навсегда. Посчитай, сколько на тебе душ висит. Посчитал? А еще имей в виду, что таких, как ты, тех, что мусоров мочат, вертухаи тюремные так прессуют, что пожизненное для них годом-другим оборачивается.
– Базаришь много, – буркнул парень.
Кудря обернулся и смерил Андрея взглядом:
– Не слышал ты ничего, понял? А теперь иди отсюда!
Андрей выбрался из каюты.
Сашка, нахохлившись, сидел в своей коляске. Увидев друга живым и невредимым, облегченно улыбнулся. Лица телохранителей, стоявших рядом, оставались неподвижными и непроницаемыми.
Кудря и парень в свитере появились на палубе минут через десять. Видимо, о чем-то договаривались. Спустились по трапу на причал. Кудреватых поманил за собой Андрея.
– Вот что, Горбунов, нет у дружка моего в тебя веры. Гарантий требует.
– Я страховые полисы не выдаю.
– Вот-вот, потому и не верит, независим ты больно. Придется тебя малость укротить.
Андрей почувствовал на своих руках железную хватку бугаев в кожанках. Он дернулся, и тут же получил удар в солнечное сплетение справа и удар в челюсть слева.
– Оставьте его, – закричал Сашка и захлебнулся криком.
Кудря схватил Андрея за волосы, приподнял:
– Сюда смотри, безухий. И слушай. Дружок мой так думает, что ты его в ящик запакуешь и ментам сдашь. Я ему доходчиво объяснял, что у тебя багаж солидный – и родители, и урод этот в коляске. Чем не гарантия? А он в ответ: об этом потом вспоминают, о родителях, о друзьях-товарищах, тогда и каяться начинают, что не уберегли, что поторопились. А уж не вернуть, понаделано дел, теперь только каяться… И вот о чем я подумал: а ведь прав он! Кто знает, что у тебя в голове сидит. Может, и впрямь заложить хочешь. И открутиться потом. Всяко может быть, так – тоже. А что это значит? Это значит, что ты плохо уяснил, о чем я тебе толковал. Или уяснил, но прикинул – пугаю я тебя, на понт беру. Так вот, Горбунов, запомни накрепко, Николай Кудреватых от слов своих отказывается – особенно по мелочи, это бывает, но от платы – никогда. Потому что, коли не отплатишь, ни чести тебе, ни уважения не будет. А чтобы ты не сомневался, что с твоими родными станется, если ты хвостом крутить вздумаешь, решил я тебе все наглядно показать. Ну, гляди, любезный, на друга своего.
