что он принадлежит как Земле, так и Небу. Родившись на земле, он должен закончить свой путь на Небе – точно так же, как и его предшественники. Когда они попадали на Небо, они скрывались в Небесной пещере, и тогда в мире наступала тьма. А чтобы не происходило утраты – хотя бы временной! – света, японские императоры взяли за правило отрекаться от трона. На трон немедленно всходил преемник, и тогда дела в Поднебесной продолжали идти своим чередом.
Осенью Комэй повелел, чтобы Сатиномия перебрался во дворец Госё на постоянное жительство. В очередной раз принц отказался от паланкина, который загрузили амулетами. Рядом с ними сидела Ёсико, мать Сатиномия. Сам принц шел пешком.
«Семейные» отношения при дворе отличались крайней запутанностью. Император выступал в качестве хозяина гарема, располагавшегося в женской части дворцового комплекса. Неудивительно, что детей у императора могло быть немало. Так, у Гомидзуноо (1611–1629) было больше тридцати детей. Дать всем им, включая дочерей, приличное содержание не было никакой возможности, а потому многих из них предпочитали отправить в монастырь.
Помимо наложниц, у императора была и главная жена. Считалось, что именно ее дети имеют лучшие шансы на занятие престола. Однако болезни супруги и смерти ее детей часто приводили к тому, что занять престол было некому. И тогда императрица усыновляла ребенка какой-нибудь из наложниц. Для японского общества, где институт приемных детей получил чрезвычайно широкое распространение среди всех сословий, в этом не было ничего необычного. Присвоение фамилии было более важным, чем реальное кровное родство. Наложницы рассматривались как «сосуды» для вынашивания императорских детей. Попасть в наложницы было весьма почетно и выгодно как для самой женщины, так и для ее родственников, но наложница не имела права на общественно признанную супружескую жизнь. Права определять дальнейшую судьбу детей матерям также не предоставлялось.
Вот почему уже вскоре после рождения сына Ёсико передала свои материнские права императрице Тёси (в девичестве – Кудзё Асако). При этом никакого секрета из того, кто является биологической матерью принца, при дворе не делалось. Ёсико вместе с Сатиномия поместили в «Цветочный павильон», где она получила возможность заботиться о сыне. При этом матерью он называл не ее, а императрицу.
С переездом во дворец у мальчика развилась бессонница. На любую неприятную ситуацию двор отвечал привычным способом: молитвами. Вот и на сей раз во дворец призвали буддийских монахов. В доме деда Сатиномия болел довольно часто. От ветрянки его лечили заклинаниями и средствами китайской медицины. Но жизнь брала свое, европейские науки и умения проникали в страну. Беспокоясь о здоровье внука, дед настоял, чтобы принцу сделали прививку от оспы, что было тогда большим новшеством.
Вряд ли Ёсида Сёин знал о таких подробностях жизни императорского двора. Но он был уверен, что является подданным императора. Его уверенность питалась феодальными корнями. В одном из писем этого года он утверждал: я – вассал Мори (князь Тёсю), Мори – вассал Сына Неба
