были при мне, я проиграл еще двести на слово. Вы сами знаете, как важно для человека моего круга аккуратно уплачивать такие долги. В сущности, это единственные, которыми честь не позволяет нам манкировать; в отношении прочих мы менее исправны. Поэтому необходимо срочно достать двести пистолей и послать их графине де Педроса.
– Сеньор, – заметил управитель, – это легче сказать, чем сделать. Откуда, с вашего позволения, возьму я такую сумму? Ни одного мараведи[67] не могу я выжать из ваших арендаторов, сколько я их ни стращаю. Между тем я должен пристойно содержать вашу челядь и лезу из кожи вон, чтоб покрыть все расходы. Правда, до сих пор я, слава богу, сводил концы с концами; но теперь просто не знаю, какому святому молиться: я в безвыходном положении.
– Все ваши разговоры ни к чему, – прервал его дон Матео, – эта канитель наводит на меня скуку. Не воображаете же вы на самом деле, Родригес, что я переменю образ жизни и примусь управлять своим поместьем? Нечего сказать, миленькое развлечение для человека, любящего удовольствия.
– Потерпите немножко, сеньор; предвижу по ходу дела, что вы скоро навсегда избавитесь от этой заботы, – заметил управитель.
– Вы мне надоели! Вы меня в гроб вгоните! – резко крикнул ему дон Матео. – Предоставьте мне разоряться и устраивайтесь так, чтоб я этого не замечал. Мне во что бы то ни стало нужно двести пистолей, слышите: во что бы то ни стало.
– В таком случае разрешите обратиться к старичку, который уже ссужал вас деньгами под ростовщические проценты, – сказал Родригес.
– Обращайтесь хоть к самому дьяволу! – возразил молодой сеньор. – Я желаю получить двести пистолей, а до остального мне дела нет.
Он произнес эти слова запальчиво и с раздражением. Дворецкий удалился, и в ту же минуту вошел в опочивальню молодой аристократ по имени дон Антонио де Сентельес.
– Что с тобой, любезный друг? – спросил этот последний у моего господина. – Взгляд мрачный, и по лицу вижу, что ты сердит. Кто привел тебя в такое скверное настроение? Держу пари, что это тот прохвост, который отсюда вышел.
– Ты не ошибся, – отвечал дон Матео, – это – мой управитель. Всякий раз, как он является со своими разговорами, мне приходится переживать несколько пренеприятных минут. Он не перестает говорить о моих делах и упрекает меня в том, что я проедаю свое состояние. Можно подумать, что он от этого в убытке! Этакая скотина!
– Я и сам в таком же положении, дитя мое, – утешил его дон Антонио. – Мой управитель ничуть не рассудительнее твоего. Каждый раз, как этот плут приносит мне деньги (и то после повторных приказаний), он делает такой вид, точно дает мне свои. При этом он пускается в длиннейшие рассуждения. «Сеньор, – говорит он мне, – вы себя губите; на ваши доходы наложено запрещение». Приходится его обрывать, чтоб прекратить эти дурацкие разговоры.
– Все несчастье в том, – сказал дон Матео, – что мы не можем обойтись без таких людей; это – неизбежное зло.
– Да,
