Личико сфотографировали? Ну, вот. Будут сделаны запросы, и очень скоро мы узнаем – что вы за Тре… Трегрей, и сколько вам на самом деле лет. Уж никак не четырнадцать. И тогда уже будем разговаривать по-другому. Лично я думаю, что возраст вы занижаете, чтобы уйти от уголовной ответственности. С той же целью скрываете и настоящее имя. Только хочу вас предупредить… – нажим исчез из речи лейтенанта, голос его зазвучал почти дружелюбно и, вместе с этим, как-то… весомее. Двадцатитрехлетний старлей очень хотел, чтобы этот непонятно по какой причине высокомерный задержанный, выглядевший почти ему ровесником, ясно прочувствовал всю силу его слов. – Хочу вас предупредить, что дача ложных показаний при производстве предварительного расследования является уголовным преступлением и предусматривает наказание в виде исправительных работ на срок до двух лет. Так что наговорили вы здесь уже на статью. Это-то понятно?
Олег Гай Трегрей чуть улыбнулся и качнул головой, каковой знак можно было растолковать: я, конечно, сказанное вами к сведению принял, но…
Старший лейтенант скрипнул зубами. Да что с ним такое, с этим задержанным?! Кого он из себя строит? Почему и от кого скрывается?
На оперативной работе старлей Ломов находился уже второй год, но за это довольно все-таки короткое время успел навидаться всякого. Доставляемые в отделение задержанные, имеющие причины утаивать свои биографии от всевидящего ока МВД, чего только не вытворяли, чтобы поскорее улизнуть на волю, не раскрывая при этом свое инкогнито. Бились в истерических корчах, пытались перегрызть себе вены, симулировали припадки сумасшествия – лаяли, выли, кусались, пели… некоторые – самые отчаянные и небрезгливые – даже мочились и гадили под себя, стремясь как можно больше извозиться в нечистотах. Словом, готовы были на все в надежде, что полицейские, которые, конечно, тоже люди, плюнут и откроют решетчатую дверь «обезьянника» со словами: «Пошел вон отсюда, рванина, возиться еще с тобой…» Говорят, подобное иногда срабатывало… Но самым распространенным приемом было, естественно, предложение взятки. Сам Ломов сбился бы со счета, если б вознамерился подсчитать, сколько раз за два года ему предлагали «договориться». Много раз. И, надо сказать, всегда безуспешно.
Старшего лейтенанта Никиту Ломова в родном его отделении называли карьеристом. Он, безусловно, и являлся таковым. Карьеристом, да. Но – особого разбора. Он не распускал слухи, не наушничал, не искал повода услужить вышестоящим, хотя и не упускал случая в нужную минуту оказаться поближе к начальству. Никогда не брал взяток – не исходя из каких-либо принципов, а просто потому, что не считал это нужным. Он хотел настоящего успеха, а не сиюминутной сомнительной прибыли. И уж точно он не стал бы выколачивать показаний даже тогда, когда вина задержанного была очевидна. Потому что считал это уделом ленивых и бесталанных. Да и такой метод ведения работы неизменно привел бы к созданию соответствующей репутации, а для того, кто намеревается подняться к самым верхам, положительная репутация – вещь необходимая. Не имея знакомств и связей, он признавал лишь один путь достижения
