нормально поговорить и узнать где мои дети», – все еще пытаясь выполнять свои служебные обязанности, подумала Инна.
Этот зал носил название «радужного», хотя, надо иметь очень большое воображение, чтобы представить его в соответствии с таким названием. Двери на входе в зал помнили еще первые собрания воспитанников, и уже плохо выполняли свою основную функцию. Стены были бледно-розового цвета, с отошедшими, местами, обоями под покраску. Потолок украшали не везде целые, и иногда со следами потопа, квадратики, такие, которые обычно обнаруживаешь в дешевых офисах. Стулья, хоть и добротные, но все же офисные, были расставлены в семь рядов. Посадочных мест для зрителей представлений, или участников собраний-заседаний, регулярно не хватало, и объяснить этого никто не мог. Так же, как и попытаться исправить. И те, кто приходил не вовремя на назначенные мероприятия, скромно, независимо от ранга, стояли вдоль стены. На полу перед стульями лежал немолодой ковер, имитирующий сцену. Из оборудования зала можно было отметить наличие пианино, расстроенного ровесника Моцарта, телевизор, показывающий исключительно «снежное шоу», висевший навсегда прибитым к потолку, и периодически раскручиваемый, экран для проектора, который внизу удерживался посредством стальной проволоки, десятикилограммовым блином для штанги. На журнальном столике располагался музыкальный пульт, подключенный к единственной, но очень мощной колонке. Пульт был, как уже вы могли догадаться, старым и пользоваться им в полной его мере, и по назначению, мог только профессиональный, и музыкально одаренный человек. Но его, к сожалению, сократили. И теперь перед каждым мероприятием ответственные за его проведение ломали свои, и так не крепкие, головы над проблемой правильного помещения штекера от микрофона и от колонки в гнезда пульта. Происходило это, как правило, давно разработанным, и общепринятым в странах бывшего союза методом «научного тыка». При таком подходе гнезда пульта постепенно расширялись, а во время процедуры подключения из колонки вырывалась какофония звуков, схожая с артподготовкой при штурме Берлина. Мероприятия чаще проходили после полдника, и, соответственно, подготовка музыкального сопровождения проводилась в часы, которые в детских учреждениях принято называть «тихими». За импровизированными кулисами стоял стол с наваленными на него разнообразными ватманами, искусственными цветами и тканью. Тут же помещался макет деревянного домика, неоднократно участвовавшего в постановках народных сказок о добре и зле, и сказаний земли сибирской. Домик был блеклый, и с проломленной рамой окна на чердаке. Но, несмотря на непрезентабельный, даже для домашнего театра, вид, честно справлялся с ролью единственной декорации.
Зайдя в зал, Инна обнаружила несколько воспитанниц и одного воспитанника, с яркими признаками заболевания, дающего право не посещать любое учебное заведение. Дети сидели на ковре-сцене, и перебирали, судя по наличию мишуры и бахромы, сценические костюмы. Для какого театрального действия мог подойти этот реквизит, с первого раза догадаться было крайне трудно. Инна
