к матери в Воронеж была причиной серьезного беспокойства М.-М. во время ее жизни в Киеве.
78
«Спит твоя девочка там, меж крестами…». Твоя девочка – умершая в семь лет от менингита младшая сестра М.-М. Мария (ок. 1883 – ок. 1890). Другая – сошедшая с ума Анастасия Григорьевна Мирович (1874/75–1919), см. о ней в послесловии. Третья – сама М.-М.
79
«Кто счастливей этой нищей…». Почаев – Свято-Успенская Почаевская лавра в Почаеве (Тернопольская область).
80
«Да будет так. В мистерии кровавой…». Наташа – Н.Д. Шаховская-Шик. Стихотворение отражает переживания М.-М. времени венчания М.В. Шика и Н.Д. Шаховской. Об отношениях М.-М. и Н.Д. Шаховской чуть более раннего периода рассказывает письмо последней к М.-М. от 4 декабря 1917 г.: «Родненький мой, далекий мой светлый друг, сегодня в день Твоего праздника не могу удержаться, чтобы не поговорить с Тобой. Последнее время, когда берусь тебе писать, вдруг представляю, что письма мои, самый вид их причиняет тебе боль, и рука опускается, застывает сердце, останавливается жизнь, поражает мучительное недоумение, туманом заволакивается путь. Сестрица, видит Бог, если бы я знала, что то, что я беру, я отнимаю у Тебя, никогда бы я не решилась это сделать. Но сегодня я знаю, что то, что Тебе отдано, то, что Тебе нужно, принадлежит Тебе навеки, никогда не было у меня и никогда не будет помысла в это вторгнуться. Ведь мне так мало уже и с каждым днем всё меньше нужно. И мне всё кажется, что по существу ничего не изменилось. Для меня – только то, что настало время выполнить какие-то давно-давно данные сердцем обеты, от которых было бы грехом уклониться. Я скажу тебе то, в чем не всегда решалась признаваться себе: иногда мне кажется, что выполнить это выше моих сил, что душа не примирится, не сумеет принять тайны воплощения этого давнего обета, но то, что давно уже не мое, я не могу, не смею, не хочу взять обратно. Я думаю, что приму это до конца жизни и отдам Богу. Но я давно уже поняла, что если придет час, когда М.В. захочет взять это давно ему отданное, я покорюсь этому как божьей воле. Только не думай, что мне это легко. Иногда я боюсь подумать о будущем. Только тебе и никому другому могла бы я рассказать про все сны и мысли, которые живут позади дней, сплошь занятых работой, только Ты, мне кажется, могла бы понять, какой глухой болью отдается в душе каждая минута радости. Но между нами опять выросла стена – дальности, молчания, непонимания. Откуда она, зачем, я не знаю. Мы не можем ни в чем мешать друг другу и не можем ничего друг у друга отнять, – это единственное, что я знаю твердо. Родная моя, я шла сейчас по пустым улицам Дмитрова, смотрела, как сиял над ними Орион, который ты мне когда-то подарила, и думала, неужели мы встретились в таком тихом свете, чтобы он померк в решающий и такой тяжелый час. Не могу я, не могу этого думать. Если Тебе еще трудно видеть нас вместе, у меня не хватит сил перешагнуть через порог, к которому мы подошли. Если жизнь тебе кажется в тягость и Ты отворачиваешься от меня, я не смогу преодолеть ее мертвой косности. Это не слово, Вавочка, сестрица моя. Жизнь моя и твоя связаны таким же и, может быть, еще более важным обетом. Не забывай об этом. И прости мне и не отнимай от меня благословляющей руки, пот<ому> что я не могу без нее. Христос с Тобой. Дай мне Тебя обнять от всей души и со всей любовью,
