в умел правильно мыслить. Однажды ему в руки попала книжка с самодовольным названием: «Учись правильно мыслить». Артур прочел книгу, царапая поля карандашными птичками. Книжка была не только самодовольна, но и самовлюблена; она грешила жирным шрифтом, выкрикивала в ненужных местах, а в нужных бубнила; те места, где вообще не было смысла, обильно посыпала буковками, длинные фразы шелестели хвостиками и обижались, если Артур не ставил возле них птичек. Артур принял правильное решение: отдал книгу сестре Аленке, чтобы та училась мыслить. Сестре Аленке было тогда девять лет, и она читала все подряд, не брезгуя и материалами партконференций. Материалы были похожи друг на друга как братики-погодки, и на каждом седьмом чернела чертова метка. Но Аленке было все равно. Аленка вечно подворачивала ноги, спотыкалась, ушибалась, все ломала, рвала и роняла, росла бестолковой, симпатичной и довольной жизнью. Замуж выскочила в шестнадцать, уехала на восток и сгинула навсегда в бескрайних восточных землях. «Для девочки несложно стать взрослой», – сказал тогда отец.
Артур Белолобов любил книги. Любимейшим его занятием было взобраться со свечой на чердак, полный пыли, стружек, усохшего до каменности шиповника и желтой газетной трухи, и перебирать старые томики, почти распадающиеся в пальцах – томики с оторванными корешками, совсем без обложек или с приложенными картонками. Он перекладывал книги так и этак, а свеча таяла, ярчала, вечер наливался темнотой, огневые лучики тянулись и дотягивались до самых потаенных деталей чердачной анатомии. Сквозь синее окно вздрагивала звезда, вечер креп, набирал силу, акация у ворот желто светилась, облитая теплым светом из окна.
Ощупав пальцами каждую книжку, Артур брал первую попавшуюся и начинал читать.
Гасла звезда за окном, исчезало окно и дом, время засыпало, ненужное, память, как заброшенное поле, зарастала густым бурьяном, со страниц сходили люди и начинали жить своей альтернативной жизнью, более настоящей, чем настоящая. В доме отца плохих книг не держали – Артур долго был уверен, что плохих книг не бывает вовсе, тень этой уверенности скользила за ним всю жизнь. По улице ходили люди, смеялись, пели песни, запрокидывали головы в звездопады, целовались, прижимались, ругались и буянили, чтобы было о чем вспомнить в мутном будущем, а Артур Белолобов сидел у свечи и становился мудрее с каждой прочитанной страницей.
Мудрость его была не от мира сего. Никто из друзей Артура (а друзей он имел несколько) не назвал бы его умным или хотя бы знающим. Все знания, выходящие из книг, входили в его большую голову и проницали ее, как луч проницает стекло, и уходили, рассеивались, оплодотворяя пустыню мироздания. В голове не застревало ничего конкретного, ничего такого, о чем можно поговорить, что можно рассказать, чем можно похвалиться, над чем помолчать. «О чем была книжка?» – спрашивали его. «Не знаю. Обо всем», – отвечал он рассеяно с широкой улыбкой широкого рта. «Ну, а чем закончилось?» «Хорошо закончилось». «Поженились, что ли?»
«Нет, умер он.» «А что ж хорошего?» Но не мог Артур объяснить, что хорошего в том, что умирает герой, такой хороший, такой живой. Раз убил его автор, значит так нужно, значит, так и хорошо. Хотя не был Артур умен, хоть и не знал он ничего толком, а в делах житейских вовсе не разбирался, друзья ценили его совет.
Имел Артур Белолобов свойство: все его советы оказывались правильными.
Та самая молодежь, что выплывала вечерами на улицы и запрокидывала лица к звездным потокам, а потом опускала к граненым рюмкам, та самая, что познала все на свете, а в делах ежедневной нормальной жизни съела даже не собаку, а черт знает что пострашнее собаки, она же шла за советом к Артуру, когда становилось тяжко.
Друзья редко заходили в гости к Артуру просто так и сами – обычно приводили с собою незнакомого потного юношу, или столь же незнакомого, но бородавчатого, встречались юноши широкие и неповоротливые, как полуожившие камни, а встречались юркие, как ящерки на горячих углях. Приводили и девушек, все больше русых и длинноволосых; девушки запирались с Артуром на веранде, задергивали занавесочки и начинали свои горькие повести. От вида грустных девушек у Артура щипало в глазах и хотелось полюбить всех людей сразу и сразу всем рассказать о своей любви. Его любовь была большая, как в книжках, она могла бы свернуть горы или сделать еще что-нибудь равно бесполезное. И всем девушкам Артур давал дельные советы. Не сразу, подумав, пощипав губу или корешки волос. Некоторые девушки даже целовали его, в щеку, из благодарности. От поцелуев Артур смущался и переступал ногами. Значит, не пропадала зря книжная премудрость.
Сам Артур Белолобов был близорук, некрасив, рыж и имел мелкие пятна по всему лбу. Очень рано у него наметилась плешь. Было в нем что-то особенное, такое, что всегда выделяет человека из многих человеков. Раз поговорив с ним, уже трудно было его забыть. Артур редко стриг ногти, ходил в собственноручно наглаженной рубашке, был совершенно неспособен ни к какому спорту, хотя силу и резкость в руках имел. Однажды Артур влюбился.
А произошло это так. Незнакомая девушка лет двадцати подошла к фонтанчику в сквере и наклонилась, чтобы
