ложу вечности раздетойЗовет, как евнух, черный вечер…
Весна… День зайцем барабанит
На потолке и на обоях.
Вновь окисью деревьев бронза.
Цветами всех земных желаний
Налился пол земной, чтоб, воя,
Пропеллер алый синь пронзал.
«В июле севера, где роща – занавесь…»
В июле севера, где роща – занавесь,
А публика – вспотевшие колосья,
Под ливнем солнца ярого,
В пыли колес,
Над знойной почвою, где в знойных ранах весь
Разрезал дочь свою Илья из Карачарова, —
Как сеятель, вознесся
Христос.
На сером брусе с перекладиной
Он делит с Русью хлеб пахучий тела…
А там, где матушка скрывалася
Мадонной, полной молока, —
Его двойник, Изидой найденный.
И бюсты распятого Фаллоса
В морщинах зыби пожелтелой
Хранит река.
Кусочки золота, корону Африки,
Роняет ночь в пергаментную зыбь ту
С вулканов мертвых пирамид,
Когда платить за кровь приходит очередь…
И между лотосами вспыхивают шарфики
Младенцев, ждущих новой дочери
Тирана, строящего новый горб Египту…
И ночь шумит.
Рычит пустынями, сверлит голодным коршуном
Живот пылающей вселенной,
Тысячелетия беременной…
И, наливая рис,
Там на лугу, луною кошенном,
С нагими Клеопатрой и Еленой
В цилиндре Бонапарта, в коже демона,
Гуляет Озирис.
И черною коровой в лунных крапинах,
С рассветом рыжим под сосцами,
Пасется в линиях заплаканных
Изида у двенадцатых ворот…
И тайну ночь жует звездами,
Как жвачку синяя верблюдица.
И то, что было, то, что сбудется,
Векам не выдает.
«Плясуньей-скрипкой я влеком…»
Плясуньей-скрипкой я влеком.
То к уху плечиком приляжет,
То чайкою взлетит над пляжем,
То прямо в сердце каблучком.
А он, – то сгорбится неловко,
То гордо выпрямится вдруг.
И черным бархатом толстовка
Бушующий смиряет дух.
Как нить запрыгал дождевая
Наканифоленный смычок
И, губы лилий раскрывая,
Он с дрожью счастия течет.
И весь бледнея, как на дыбе,
И боль вытягивая в свист
И в плач – любовь тончайшей зыби,
Он сам над струнами повис.
«Висячей башней Вавилона…»
Висячей башней Вавилона,
В цепях столетий ты встаешь.
На ложах страсти воспаленной
Фонтаном брызжут плоть и ложь.
На ложах царств, хмельных и гневных,
Встаешь ты башней роковой.
И дикий жрец, и царь, и евнух
В тебя вливают кубок свой.
И ты смолой кипящей полон.
И человечество, как рожь.
И Вавилонской башней пола
Ты,
