композицию стихотворения как трехчастную. Впрочем, вариантность восприятия возможна. Известную сложность заключает стык второй и третьей части. В переходном четверостишии еще сохраняется настоящее время в придаточных предложениях («горим», «живы»), да и форма будущего времени далее выступает в побудительном значении («посвятим» и далее «верь»). И все-таки переход тесно слит с итогом, почему и предпочтительнее, не злоупотребляя слишком дробным членением стихотворения на значимые части, ограничиться обособлением основных, воистину этапных в движении поэтической мысли частей.
Что дает внимание к композиционной структуре стихотворения? Что прибавляет к нашему пониманию текста наблюдение, что мысль поэта движется от недавнего прошлого к настоящему, а через него устремляется в будущее?
Эффект такого прочтения уже в том, что мы получаем возможность почувствовать источник органической цельности стихотворения: он в глубокой и задушевной искренности послания, в беспримесном автобиографизме. Не абстрактно-отвлеченный портрет современника (еще говорят иногда – «лирического героя»), но точный духовный автопортрет воспроизводит Пушкин. Стихи помогают понять самосознание поэта: мы видим круг интересов, с которыми поэт порывает, и мечту, на крыльях которой устремляется в будущее.
Высокая степень конкретности, отличающая стихотворение, ко многому обязывает. Если мы воспримем послание к Чаадаеву как очень личные стихи Пушкина, все встает на свои места. Отказ от обмана «любви, надежды, тихой славы» – это расставание Пушкина с кругом забот поэта-
эпикурейца, поклонника «легкой поэзии», мотивам которой заплачена щедрая дань в лицейских (да и в соседних! ) стихах. Стало быть, установление простой, «незначительной» поэтической детали (характера движения поэтической мысли во времени) оказывается не таким уж малозначащим: это побуждает точнее ориентировать смысл стихотворения в контексте духовной эволюции поэта.
А как понять такую поэтическую деталь: «на обломках самовластья»? Тут композиционный анализ не помощник. Что это за обломки? Самодержавия? Нет. В понимании Пушкина это деталь не общественно-политическая, а психологически-политическая. «Самовластье» – это деспотизм, тирания, произвол. Как частность бытует и в политике.
Относительно будущего устройства верховной власти в России не было единодушия среди участников движения декабристов. Наиболее решительными были республиканцы. Но очень многие члены тайных обществ не покушались на статус монархии, но хотели бы ввести ее в рамки конституции.
Воззрения конституционных монархистов разделял Пушкин. Он учился «Свободною душой Закон боготворить» («Деревня»). В оде «Вольность» он к тому же призывал властителей:
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
Близкую по типу, но иную по содержанию временную композицию можно наблюдать в пушкинском шедевре «К * * *».
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как
