Да ничем я не кину. Не бойся, иди сюда.
Я подошел.
– Неслабо ты Авангарда сделал, – улыбаясь, сообщил мне долговязый. – Старый скворечник уже всех задрал. Смотри сюда. – Он вытащил из кармана колоду карт, ловко ее стасовал и раскрыл веером. – Бери одну карту.
– Какую?
– Какую хошь.
– А если я никакую не хочу?
– Братан, не порть иллюзию. Тащи из середины.
Я вытащил.
– Запомни ее.
Я глянул на карту. Это была десятка пик.
– Запомнил?
– Может, мне лучше записать? – спросил я.
– Зачем это?
– На всякий случай. У меня память плохая.
– Братан, не гони пургу. Клади карту обратно.
Я положил карту в середину раскрытой веером колоды, долговязый сложил ее ровным кирпичиком и пару раз стасовал по новой.
– Браво, – сказал я и развернулся, чтобы уйти.
– Да погоди ты, псих! – остановил меня долговязый. – Дальше смотри. Думаешь, это колода? Нет, братан, это карточный лифт. Нажимаем на кнопочку, чик – и наша карта приехала на верхний этаж.
Он перевернул верхнюю карту. Это была десятка пик.
– Она? – ликующе спросил долговязый.
– Нет, – ответил я.
– Как это нет?
– Вот так – нет.
– Братан, ты гонишь, – нахмурился долговязый. – Ты какую карту вытащил?
– Не помню, – ответил я. – Говорил же – давай запишу. Некоторое время долговязый с недоумением рассматривал меня. Затем лицо его расплылось в улыбке.
– Братан, а ты мне офигенно нравишься. – Он протянул руку. – Антон Безруков. Микромаг.
– Майкл Джексон, – ответил я, пожимая протянутую руку. – Председатель магического братства Лукьяновского рынка.
– Братан, ты редкий кадр. Таких отстреливают и заносят в Красную книгу. Признайся, ты ведь вытащил десятку пик?
– Нет.
– А кого?
– Не помню.
– Братан, не играй на моей нервной системе. Она у меня и так расстроена.
– А ты пей поменьше.
– Неслабая мысль! – оживился долговязый. – Состыкуемся после конгресса в буфете? Тяпнем чего-нибудь за знакомство?
– Будем живы – тяпнем, – согласился я.
– А че, есть шанс не дожить?
– Есть шанс, что меня отстреляют и занесут в Красную книгу.
В это время в фойе появилась озабоченного вида хрупкая женщина в чудовищно огромных очках. В руках она держала какие-то ведомости, тоненькие каблучки ее туфель цокали, как лошадиные подковы, а голос своей мелодичностью мог потягаться с пожарной рындой.
– Шувалов, Мельниченко, Тамаева! – прогремела она. – Есть тут такие? Шувалов, Мельниченко, Тамаева!
Толпа, окружавшая даму с медно-рыжей гривой волос, раздалась в стороны. Женщина в очках тут же уловила это движение и направила свои
