дыхание.
Машка, все еще сжимающая в руках дубовый листочек, весело пробежала мимо, крикнула задорно:
– Здрасьте!
Директриса поджала губы, но поздоровалась глухо.
Забившись в уголок у лестницы на втором этаже, Машка уселась прямо на бетонный пол и достала из ранца отломанное зеркальце от пудреницы и помаду Аяны – бордовую, почти черную. Открутив колпачок, девочка долго смотрела на темный карандаш – всего минута отделяла лохматую и некрасивую Машку от красавицы Марии. На самом деле, в свидетельстве о рождении Машку записали как Марусю, но всем привычнее было говорить именно о Машке.
Да и сама Машка не возражала.
Прищурившись и зажав в дрожащей руке зеркальце, Машка густо обвела губы бордовой помадой, закрасила все, что было бледным и некрасивым. От напора помада не выдержала – переломилась пополам, и толстый кусок рухнул вниз, на пол. Девочка подобрала его дубовым листком, сунула в карман. А потом испуганно втянула голову в плечи – ох, и влетит же ей от Аяны.
Но это будет потом. А сейчас – шикарные бордовые губы, винный оттенок, как называла его Аяна. Правда, левая половинка верхней губы вышла куда больше правой, но и это не беда – Машка стерла все лишнее, отчего кожа покраснела и налилась багрянцем. Только хуже сделала. Не растерявшись, Машка обломком помады добавила цвета правой и левой одновременно – губы стали огромными, яркими и красивыми, как у моделей из рекламы.
Сидя под лестницей в редком пятнышке света, едва пробивающемся сверху, Машка любовалась своими губами. Спрятав зеркальце и трупик помады в карман, она направилась прямиком в класс. Первым уроком у них была история – второй этаж, направо и до конца коридора.
На Машку все оборачивались, а она шла, выпрямляя спину так, будто и правда была фотомоделью. Глаза у девочки горели счастьем.
В класс она вплыла лебедем – застыла на пороге, позволяя всем и каждому разглядеть ее прекрасный макияж, ее шикарные губы, ее восхитительную внешность. Привалившись плечом к косяку, Машка обвела всех торжествующим взглядом.
В кабинете повисла тишина. Толстый Влад застыл у своей парты, распахнув в изумлении рот. Перешептывания, тычки в спины, кивки на Машку. Они все смотрели и молчали.
– Господи, Савкина… – выдохнула в ужасе историчка, и слова ее прозвучали громом, будто стартовым свистком.
Класс взорвался хохотом – они визжали, тыкали пальцами в Машку, покатывались и картинно падали со стульев, подбегали поближе, кто-то достал телефон… Историчка, взлетевшая со своего места коршуном, подскочила к Машке и схватила ее за плечо, крепко впились в кожу длинные тонкие пальцы с острыми когтями.
– Умываться. Быстро! Боже, как клоун, что же вы творите-то…
Машка не поняла, чего в ее голосе было больше – бессильной злости, жалости или … зависти? Наверное, историчке тоже хотелось такие же большие и красивые губы.
Историчка притащила Машку к директрисе – проволокла
