за маникюр, так три часа возится. Кутикулы выводит. У меня отродясь никаких кутикул не было…
– Оль, хватит! – попросила Маша. – Несешь и несешь! Можно подумать, что ты дочь не любишь.
– Как не люблю? – опешила Оля. – Разве можно не любить?
– Тогда не наговаривай на ребенка. А то Настя подумает, что ты не мать, а ехидна.
– Ты что? – испугалась Ольга. – Настя, правда?
– Ни в коем разе, – успокоила я. – Стремление к совершенству бесконечно. Хотя… чего тебе стремиться? Ты всегда была воплощенным совершенством.
Маша лягнула меня под столом ногой. Оля иронии не поняла.
– Помнишь, – спросила я, – как ты надевала мои вещи и однажды я тебе устроила разнос?
– Не помню, – удивилась Оля. – Так было?
– А как мамину чашку разбила?
– Что-то смутно вспоминаю.
– Ничего удивительного. Ты была настолько поглощена Лешей, что ничего вокруг не замечала.
На лице Ольги скорее досада отразилась, чем благостное воспоминание. Я не успела понять, в чем дело, как пришел сам Алексей.
Если за прошедшее время Ольга раздалась, я усохла, то Леша почти не изменился. Слегка заматерел и морщин мимических прибавилось. Он по-прежнему улыбался, стеснительно и мило. Не знал, как здороваться со мной, – обняться? за руку?
Ольга приветствовала мужа вопросами, заданными грубым тоном:
– Майонез купил? Забыл?
Меня поразило ее лицо. Ведь как на него прежде смотрела! Как на божество! Не дышала, налюбоваться не могла. А теперь! Губы поджала, в глазах – неприкрытое презрение.
Я подошла к Леше, поцеловала его в щеку:
– Здравствуй!
– Настя! Сколько лет, сколько зим!
Он еще шире улыбнулся, что тут же было отмечено Ольгой:
– Чего лыбишься? Все лыбится! Всю жизнь с улыбочкой. А майонез кто купит? Нам для оливье нужно и в селедку под шубой слоями покрывать.
Ругать Лешу за улыбку, природную, неотъемлемую составляющую его лица и мимики, все равно, что обвинять человека в том, что глаза у него зеленые, а не карие.
– Несись в магазин, – продолжала командовать Оля. – Одна нога здесь, другая там. Еще вина купи… или… Девочки, может, шампанского или коньяка? – расщедрилась она.
И меня снова шокировала игра ее лица: повернувшись к нам, Ольга излучала добро и радость, обратившись к мужу – злобную усталость.
– У меня денег не было, – оправдывался Леша.
– А у тебя их никогда нет! – с готовностью усмехнулась Оля. – Работничек! Добытчик! Захребетник!
– Помолчи, – скривился Леша. – Хоть при чужих.
– А Настя нам не чужая, мне от нее скрывать нечего. Держи деньги. И майонез на перепелиных яйцах не покупай, перепелиными я брезгую.
«Она брезгует! – мысленно возмутилась я. – Посудой в жирной смазке не брезгует.
