кричит позади него:
– Прекрати, Лайл! Хватит!
Но на Лайла накатила красная пелена ярости, которую я, к своему несчастью, видел ранее трижды. Первый раз, когда я убежал из дома и проспал ночь в пустом автобусе во дворе срочной автомастерской в Редлендсе. Другой раз, когда я засунул шесть тростниковых жаб в морозилку, чтобы усыпить гуманной смертью, а те, выносливые и противные глазу амфибии, выжили в этом гробу с минусовой температурой, стойко перенесли все трудности и дождались момента, когда Лайл, решивший выпить после работы рома с колой, открыл морозилку и обнаружил там парочку жаб, подмигивающих ему с подноса для льда. А третий раз – когда я присоединился к своему однокласснику, Джоку Уитни, в сборе средств по соседям для Армии спасения – мы ходили и стучали в двери, вот правда собирали мы деньги исключительно ради того, чтобы купить игру «Е.Т. – Инопланетянин» для «Атари». Я до сих пор чувствую себя из-за этого отвратительно – игра оказалась настоящим куском говна.
Август, мой дорогой, чистый сердцем Август встает перед Лайлом, который примеривается для третьего пинка. Он качает головой, удерживая Лайла за плечи.
– Все в порядке, приятель, – говорит Лайл. – Просто пришло время Илаю и мне немного потолковать.
Он протискивается мимо Августа и хватает меня за воротник поло из социального магазина, а затем выталкивает за входную дверь. Он тащит меня вниз по ступеням крыльца, и дальше по дорожке, через калитку, все еще держа за воротник, и его крупные кулаки уличного бойца больно давят мне на шею сзади.
– Иди-иди, умник, – приговаривает он. – Шевели копытами.
Он ведет меня через улицу под светом луны, сияющей над нами, как уличный фонарь, в парк напротив нашего дома. Все, что я чувствую, – запах лосьона после бритья от Лайла. Все, что я слышу, – звук наших шагов и стрекот цикад, потирающих свои лапки, будто они тоже взволнованы от напряжения, висящего в воздухе; потирающих лапки, как Лайл потирает руки перед полуфиналом «Илз».
– Что за хренотень на тебя нашла, Илай? – спрашивает он, подталкивая меня через овал нескошеной травы на крикетной площадке. Я продолжаю брыкаться, и высокая травка «паспалум», похожая на черный мех, набивается мне в штанины. Он ведет меня к центру поля для крикета и там отпускает. Он расхаживает взад-вперед, поправляя пряжку на поясе, вдыхая, выдыхая. На нем кремовые брюки и голубая хлопковая футболка с белым кораблем, идущим под всеми парусами.
Только не плакать, Илай. Не плачь. Не плачь. Черт! Ты тряпка, Илай.
– Почему ты плачешь? – интересуется Лайл.
– Не знаю, я на самом деле не хотел. Мой мозг не слушается меня.
Я плачу еще сильнее, осознав это. Лайл дает мне минуту. Я вытираю глаза.
– Ты в порядке? – спрашивает Лайл.
– Жопа жжет немножко.
– Извини за это.
Я пожимаю плечами:
– Я это заслужил.
Лайл дает мне еще немного времени.
– Ты
