частями? Один философ, хоть убей уже не вспомню его имя, однажды вывел четыре формы отчуждения, где самым болезненным был уход от собственной сущности, когда человек не реализует себя в труде, но отрицает себя, испытывает не благополучие, но отчаяние, не развивает свободно свои физические и душевные силы, но истощается физически, а умственно – обесценивается. Всё это я доказал на себе: днём в салоне автомобиля, а вечером – в кругу семьи, сидя за столиком какой-нибудь придорожной закусочной или номере мотеля. Меня пугает вовсе не эта страна, в которой я ни разу не бывал – не Польша, мне ещё не встречался немец, испытывающий страх перед ней, – а Украина. Вот, что действительно страшно.
Это бесстыдное проявление эгоизма с моей стороны, ведь мальчик волнуется куда больше, чем я. И если мне на ум приходят такие странные мысли, то страшно даже представить, что творится сейчас у него в голове. Но я ничего не могу с собой поделать. У меня было много времени изучить своего главного врага, сидящего внутри меня. Но справиться с ним я так и не сумел.
Меня зовут Отто, мне сорок восемь лет, я из Берлина и боюсь перемен, заложенных в слове, таком непривычном для уха; во рту оно вызывает маслянистый привкус, оно такое славянское, что пробуждает в уме образы бескрайних просторов, однообразных городов и непонятных людей – Украина. Как же я хочу перестать его бояться.
Ночь была тихой и долгой. Когда мне удалось заснуть, сквозь привычный шорох и храп, я заразил спящую жену и сына своими кошмарами. Как хотелось, чтобы завтрашняя дорога вела не вперёд, а назад. Весь кошмар и заключался в том, что возвращаться было некуда. Мы оставили позади свои жизни и воспоминания.
После великой войны, разрушительной для всех её участников, мой отец, родом из Беларуси, во время армейской службы попал в ГДР. Там он влюбился в мою маму – банальный служебный роман, как можно судить по его рассказам и чёрно-белым снимкам, дошедшим до наших дней. В целом, жизнь обоих удалась. Дезертирство, предательство старой родины в пользу новой редко складывается удачно, что в целом справедливо, но ему в этом деле повезло и оба моих родителей счастливо дожили до лет, когда свечи стоят дороже торта. Не самая справедливая судьба для того, кто склонен к измене, хотя сам папа имел на этот счёт иное мнение. Он успел объездить полмира, воспитать двух сыновей. На последней нашей общей фотографии все мы улыбаемся так, будто рекламируем зубную пасту. Это не была постановкой – все мы действительно были довольны своей судьбой. Жизнь складывалась так, что каждый день мы радовались тому, что все были вместе.
Первым нашим родственником, в жизни которого вошло слово «Украина» стал мой старший брат – дядя Штефана – Альберт. В середине бурных девяностых, когда наша родина была на подъёме общего оптимизма и роста иммиграции из отколовшихся от советского союза республик, судьба свела его с украинской туристкой, попробовавшей на вкус сладкую европейскую жизнь. Но она не пришлась ей по вкусу. Ностальгия, свойственная
