или помогал с ремонтом, в основном советами. Но при марше и этого было достаточно. При всей моей нелюбви к этому человеку, могу сказать лишь слова благодарности его мужеству при преодолении Саланга.
Где-то на высоте за 4.200 метров, если судить по карте, на которую мне постоянно приходилось посматривать, в очередном окне остановка было особенно долгой. Батарея вперемежку с БМП-1 старшего лейтенанта Заколодяжного застыла на шоссе между двумя тоннелями. В колонну боевых машин затесался кунг прапорщика Кикилева – начальника продовольствия батальона, забитый продовольствием. Двигатели не выключали, так как завести их по новой, было практически нереально. Даже с толкача. Уж больно сильно был разрежен воздух.
В черной дыре впередистоящего тоннеля исчезала голова колонны из боевой техники, в основном на гусеничном ходу. Причины остановки никто не знал, поэтому решили размяться языками, а заодно и размять кости и мышцы, задубевшие от долгой неподвижности. И повылезали из кабин, благо на воздухе было ненамного холодней. Удалось уговорить Кикелева выдать одну буханку хлеба из батальонных запасов, которую мгновенно разодрали не десяток частей, исчезнувших в голодных желудках.
Стоим долго. Почти час. Так долго мы еще не останавливались и причина в столь длительной остановке нас, по меньшей мере, не волновала. В этот момент из жерла тоннеля, в котором скрылся хвост колонны из БМП-1, тонкая сизая струйка отработанных газов превратилась в дыхание дракона, изрыгающее из себя клубы черного дыма.
Предчувствие чего-то страшного коснулось лиц всех стоявших в круге и куривших сигареты.
– Ни хрена себе, – это Заколодяжный подал голос.
– Всё. Кирдык котёнку, – прокомментировал, увидев дым, капитан Князев, смачно жевавший свой кусок.
И в этот момент где-то внутри черного сгустка ужаса раздался одиночный выстрел. Затем еще. И еще. Из тоннеля стали появляться люди, с настолько серыми лицами, что казалось, шли мертвецы. Я бросился внутрь, в плотное тело черного дыма, прикрыв лицо шарфом. Рядом со мной оказался кто-то из офицеров и несколько солдат. Мы вбежали в ночь, окутанной ядовитыми парами. Дышать было практически невозможно. Угарный газ проникал в легкие, даже сквозь тонкую материю шарфа, вызывая спазм. Тогда я понял, какого было узника Освенцима, и впервые пожалел евреев.
Первого встречного нам лежащего партизана, я пытался поднять, но не смог. Слишком уж был тяжел. Тогда схватив за лацкан воротника, потянул его к выходу по черному асфальту. Справа и слева от меня бойцы хватали упавших людей и тащили на воздух. Многие были без сознания. Боковым зрением я увидел, как старший лейтенант Игнатенко – замполит 3 роты тащит на себе Кондратенкова Володю. Чтобы представить сиё действие, надо понимать, что Кондратенков весит около девяносто килограмм, а Игнатенко – чуть более пятидесяти. Несколько партизан, под руки выводят на воздух еще одного бойца. Я видел сквозь
