стережет его теперь и не зверь даже. Нечто безликое и бессмысленное, живой организм, созданный для творения зла. Кем созданный? Не важно. Если даже и Богом, это все равно не имеет значения. Такое не должно существовать. Такое должно быть уничтожено.
Ни в Ветхом, ни в Новом Завете не найдет отец Алексий слов, которые поддержали бы его сейчас, слов, которые укрепили бы. Но Сашка Чавдаров в этих словах и не нуждался. Он только не мог понять, как же получилось, что его удар, удар, которым убивают, не причинил Зверю ни малейшего вреда.
… – Эта комната изначально замысливалась как тюрьма?
– Думаю, да, – матово-черные глаза задумчиво оглядывают стены, – безобразный интерьер, не так ли? Вкус у дизайнера, без сомнения, был, а вот образования очень не хватало, – Зверь чуть виновато пожал плечами, – я давно собираюсь что-нибудь с этим сделать, но, откровенно говоря, руки не доходят. Да и зачем? Покои отведены для мертвых, для тех, кто живет последние часы, не думаю, что их волнует соответствие стиля и реальной истории.
– Остальная часть дома оформлена иначе?
– Да.
– Зачем тюрьма вам, понятно. А как использовал ее предыдущий хозяин?
– Вы очень любопытная жертва, – Зверь приподнял бровь, – с вами даже интересно. Я не знаю насчет предыдущего хозяина, но это старый дом. Он строился еще в те времена, когда некоторым людям было позволено многое. Правда, содержали здесь, скорее всего, женщин.
– Что, люди, которым было позволено многое, не могли позволить себе женщин без насилия?
Зверь задумчиво покусал губу.
– Нет. Дело, пожалуй, в том, что с насилием интереснее. Победить всегда приятнее, чем договориться.
– Победить, а потом убить?
– Я не знаю, как тогда было принято. Такие вопросы лучше задавать историкам.
– Что же знаете вы? Помимо теории и практики убийств?
– Да в общем-то мне ничего больше не нужно.
– Жаль, – отец Алексий вздохнул, – вы не самый интересный собеседник.
– Это верно, – убийца хмыкнул, – я обычно не развлекаю жертв разговорами. Я их убиваю.
– Ну до этого времени нужно еще дожить.
– Не переживайте, – Зверь улыбнулся, – доживем.
– Может, опишете пока процесс? Чтобы я хоть знал, чего ожидать.
– Отец Алексий, – в черных глазах легкая укоризна, – вы же прекрасно знаете весь процесс. Я бы сказал, знаете в подробностях.
– То есть все будет так, как в книгах? Алтарь, пентаграммы, благовония, каменный нож…
– Каменного не обещаю. Вообще, ритуальные ножи, на мой взгляд, глупость. Набор хирургических инструментов вас устроит?
– И что будет сначала? Печень или глаза? – Он спрашивал, а внутри все холодело от сжимавшейся туже и туже пружины ненависти и спокойствия. Маринке вырезали печень. Глаза лишь потом… – …Она видела все, что делали с ней…
– Да, – кивнул Зверь, –
