аж целый диск новой звезды тысячелетия, вертлявой певички с прозвищем не то Гангрена, не то Бацилла. Певичка была, кстати, так себе, худовата, страшновата, да и песенки у нее крутились вокруг извечной темы любви прыщавых недоносков. «Я тебя любила, я твоя звезда. Ты – мой клевый мальчик. Ты мой навсегда-а-а». Я поморщился. Попса не вызывала энтузиазма, как, впрочем, и у единоутробного брата. Странно, что он оставил приемник на этой волне…
– Олег? – уже более уверенным голосом позвал я. Радио пищало примитивный мотивчик с ритмичной долбежкой ударных. На кухонном столе подмигивал зеленым глазом ноутбук, стояла чашка с недопитым кофе. Зеленая пепельница из прозрачного стекла была набита окурками. Рядом – россыпью карточная колода рубашкой вверх. Старый холодильник затрясся в истерическом припадке и отключился, раскачав стоящий на нем горшок с полумертвым аспарагусом. Олега в кухне не было. Окурки, провонявшие всю квартиру, давно остыли. Ворча, я открыл форточку. Струя свежего воздуха ударила в спрессованный щит смрада, но ей не под силу было развеять вонь с первого раза.
Ноги лизнуло холодом сквозняка. Я недоуменно завертел головой, а потом решительно отправился в прихожую. Входная дверь была не заперта. Из узкой щели веяло сыростью и кошачьей мочой. Соседка снизу, сердобольная дама, подобрала трех кошек, которые ленились ходить по своим кошачьим делам на улицу, облюбовав для этой цели подъезд.
Я покачал головой и захлопнул дверь. Братец, поработав, удалился в свою берлогу, забыв запереть замок. Это, кстати, случалось с ним не так уж и редко. Все давно пошло кувырком. Мы разъехались по разным квартирам, почти не разговаривали и совсем перестали обсуждать планы на жизнь. Незримая пуповина, связывавшая нас всю жизнь, в последние годы совершенно исчезла.
Когда все началось? Сейчас уже трудно провести параллели, ткнуть пальцем в бешено крутящийся циферблат дней, недель и лет, пытаясь установить точку стихийного разрушения. В один момент все изменилось и полетело в тартарары – когда нам захотелось самостоятельности, отдельной жизни, – желания, основанные на ребяческом бунте и духе противоречия. Слишком долго нас воспринимали единым организмом, живущим в одном ритме. Тогда каждый вдруг захотел чего-то своего, целого, как яблоко, которое в детстве мама делила на две половинки. Мы впивались в сочный плод зубами и с обидой и завистью думали – половинка брата больше и вкуснее.
Однажды все кончилось. Не помню, ругались ли мы или нет. Просто однажды, проснувшись в гулкой квартире, я понял – Олег ушел, забрав свои вещи и предоставив мне возможность насладиться свободой. И поначалу так и было… Правда, совсем недолго.
С уходом Олега жизнь не стала легче. Упиваясь поначалу свободой, я неожиданно понял, что без брата скучно, не с кем обсудить соседских девчонок, груди которых так и вываливались из смелых декольте, некому пожаловаться на дебила-начальника, и даже в магазин за сигаретами и
