обреченной головой!Поэт. Клонясь над водопадом,
Не пей обманчивой струи,
Но утоли змеиным ядом
Уста засохшие твои.
От колыбели до могилы
К горчайшим ядам привыкай
И все, что лживым взорам мило,
Правдивым взором не ласкай.
Беги людей. Не их судьбою
Живет твой одинокий стих;
Лохмотья жалких риз твоих
Пусть делят музы меж собою.
6
Гляжу на смуглые черты,
На чуть приплюснутые губы – —
Быть может, север слишком грубо
Не ценит южной красоты.
О, как пленительно глядят
Глаза из-под бровей широких,
Какой живой и умный яд
Обжег морщинистые щеки —
Должно быть, правда, тяжело
Стремиться к тропику родному,
Склоняя жаркое чело
Навстречу ветру ледяному.
Любовь двойная жестока,
Кто вынесет любовь двойную?
Нева прекрасна, но близка, —
Мечта творит Неву иную.
Сердцам ленивым красота
И не нужна, и не доступна,
Затем – высокая мечта
Всегда чужда, всегда преступна.
Они дарят свою любовь
Лишь мертвецам, и нет им дела,
Что ими пролитая кровь
Давно к любви их охладела.
Все те же мы. И так же лгут
Уста холодные и злые,
И так же мало сердце жгут
Нам осуждения былые.
Мы не прощаем, не простим,
Нам ненавистен лик поэта,
Мы из притворства погрустим,
Но не опустим пистолета.
Стихи о вдове[1]
Под вдовьим покрывалом черным
Она – как слабая трава,
Лишь локон с торжеством упорным
Хранит забытые права.
Лишь ветерок легко вздыхает
На хрупком трауре плеча,
И вся она благоухает,
Как погребальная свеча.
Но сердце наше не как прежде,
Движеньем новым смущено, —
Она любила, ей дано
Любить в монашеской одежде.
И в ревности к былым мечтам,
Румянящим ее ланиты,
Отрадно мыслить мне: он там,
Ты предана, ты им забыта.
Я не люблю. Но может быть, —
Живое чувство сокровенно – —
Еще я мог бы полюбить
И преданно, и вдохновенно.
Но светлую судьбу твою
Не наша воля омрачила,
Но в призрачном твоем краю
Ты жребий свой не нам вручила.
Поникшая на рубеже
Двух бездн, враждующих от века,
Ты стала символом уже
Двух назначений человека.
Какая вечность над тобой,
Какие тайные внушенья?
Твой каждый день, твой час любой —
Связь творчества и разрушенья.
А я, моя земная кровь,
Томлюсь и нежностью и страхом, —
Я жду, не улыбнутся ль вновь
Глаза, склоненные над прахом.
Десятый круг
–
В «Каменном госте» Пушкин (до него и другие) привел дон-Жуана перед его гибелью к вдове (донна-Анна).
Рассуждая отвлеченно, дон-Жуан мог бы погибнуть и в другом положении, напр. у Лауры (там ведь тоже произошла дуэль). Почему же именно вдова оказалась последним увлечением дон-Жуана? Не потому ли, что Пушкин (скажем просто поэт) чувствовал, что из всех женщин, в плане метафизическом, вдова является существом особым? Что она уже в себе самой носит отраженный свет смерти?
Т. е. раз речь идет о каком-то трагическом столкновении двух миров («двух бездн»), то вдова как бы является живой связью между этими мирами, живой носительницей того начала, которое оба эти мира проникает. Потому (для дон-Жуана) особая и «влекущая сила» с особой полнотой воплощена именно во вдове. Я уверен, что Пушкин не думал об этом, но также уверен, что образ донны-Анны-вдовы – не случаен в творчестве. Тут было что-то «подсознательное».
Я сначала написал стихи, а потом уже вспомнил о Пушкине, но, думается мне, Пушкин подтверждает правильность моей «установки».
