до Гейбла ему было очень далеко (впрочем, как и до Омара Шарифа), вместо изящной элегантности движений – порывистая развязность, но – брюнет, усы опять же.
Лена, договариваясь о грядущем мероприятии, поглядывала на Протасова с любопытством – он или не он. «Он» – в смысле идеал. А писатель очень быстро уловил это любопытство и, словно завидев перед собой зеленый свет, стал решительно клеиться.
– Да чего там… Зовите меня просто Николаем. А вас как зовут? Лена? Замечательное имя – Елена. Елена Прекрасная. Вы давно здесь работаете? Надо же! Знал бы, почаще бы сюда заходил. Мы ведь с вами, можно сказать, родственные души – трудимся на ниве просвещения. Сложно, да. Сложно и интересно. А вы что завтра вечером делаете?
Флиртуя с мужчиной, Лена продолжала лихорадочно сравнивать его со своими любимыми актерами. «Но даже если это не «он», все равно, для здоровья же необходимо», – подстегнула себя она. Зеленый свет в ее глазах уже густел малахитом. За несколько минут разговора сотворилось то, на что при других обстоятельствах ушли бы дни и даже месяцы.
Они договорились о встрече на завтра – Николай должен был прийти вечером в библиотеку, как только закончится рабочий день. Якобы еще раз обсудить мероприятие.
Был один момент в разговоре. Пуританку Лену несколько покоробило, когда писатель, уже прощаясь, проскользнул к ней за стойку и поцеловал руку. Усилием воли она заставила себя ее не отдергивать, когда что-то колючее, мокрое и абсолютно чужое прикоснулось к ее запястью. Так надо было. «Это же для здоровья», – мысленно успокоила она себя.
Успокаивало также то, что местом их будущего свидания была назначена библиотека. Да, именно ее родная библиотека.
От входной двери было два ключа – один находился в полном и безраздельном ведении Шарлотты Кузьминичны, а другой кочевал между тремя ее подневольными сотрудницами. Кто уходит позже, тот и закрывает за собой дверь. А на следующее утро, само собой, ключевладелец старается прибежать раньше всех.
На самом деле вокруг стального холодного ключика кипели настоящие страсти. Может быть, не кипели – это слишком сильно сказано, – но пузырьки, как в бокале шампанского, уж точно поднимались.
Время от времени роковая женщина Наталья вдруг начинала проявлять несвойственное ей трудолюбие, оставляя ключ у себя. Коллеги ее и начальство расходились, а она оставалась одна среди стеллажей с социально-правовой литературой.
Наутро под библиотечным потолком витал легкий, едва уловимый запах сигарет, вина и мужского одеколона «Барракуда».
«Она здесь со своим хахалем встречалась. Ну, с тем, что на десять лет ее моложе», – как-то, возмущенно тараща глаза, прошептала Лене на ухо обделенная любовью Крылова. Лену тогда поразил факт Натальиного бесстыдства – ну как же среди книг делать это!
Шарлотта знала о Натальином легкомыслии, но об этих свиданиях не догадывалась. А если б все-таки догадалась, уловив притупленным от возраста обонянием недозволенные
