style="font-size:15px;"> – Отлично! – промолвила та, улыбаясь еще шире. – Ведь с Анатолием Дмитриевичем мы когда-то учились на одном курсе! Кстати, занятный у вас перстень!
Переход от научного руководителя к фамильной реликвии Анны был неожиданный. Девушка и не подозревала, что Горянская вообще заметила ее раритетное украшение. Оказывается – очень даже заметила!
Серафима Ниловна, не стуча, распахнула дверь, и они оказались в уютном небольшом кабинете. Кабинет был завален книгами, журналами, рукописями. В углу стоял большой сейф. А за письменным столом Анна увидела лобастого человека с окладистой седеющей бородой. Бородач что-то стремительно набирал на клавиатуре, причем делал это с такой необыкновенной скоростью, что Анне казалось, что его руки мелькают в воздухе, подобно двум птицам.
Оторвавшись от компьютера, бородач сдвинул на кончик носа очки в металлической оправе – точно такие же, как и у его жены, – и произнес сочным басом:
– Ага, наша милая столичная гостья! Польщен, очень польщен! Какая, однако, красавица!
Его супруга поморщилась и сурово заявила:
– В первую очередь – умница! Не то что последние практикантки, которые у нас в архиве копошились. Ничего, ну абсолютно ничего не знают, и это – краснодипломники и аспиранты! Уровень образования катастрофически падает!
Бородач соскользнул со стула, и Анна вдруг поняла, что стул был особым, наподобие пуфика со спинкой. Сиденье пуфика было вывинчено до предела. Директор оказался перед ней – и Анна поняла, что он едва достает ей до плеча. Рост его был от силы метр шестьдесят.
Галантно поклонившись, Горянский поцеловал ей руку и прочувствованно произнес:
– Рад приветствовать вас в стенах возглавляемого мной музея! Ой, какой у вас редкостной красоты перстенек!
И он туда же! Или это просто неловкая попытка сделать сомнительный комплимент красивой юной даме? Ведь директор явно не желал отпускать ее ладонь, и Анна вдруг почувствовала, как коротышка игриво поглаживает своими мясистыми пальцами ее запястье. Ну надо же, здесь водился не только Чертяковский монстр, но и Чертяковский донжуан. Теперь Анна могла понять, отчего Серафима Ниловна поморщилась, когда ее муженек стал делать московской гостье комплименты, едва она перешагнула порог.
Борис Борисович умел говорить и любил это делать. Голос у него был очень красивый, убаюкивающий, и Анна вдруг поняла – даже сексуальный. Горянский брал не своей красотой и, возможно, даже не умом, а голосом и красноречием. Понятно, почему кассирша млела от него!
Анна вытащила из портфеля рекомендательное письмо и положила его на край стола. Театрально взмахнув рукой, Горянский произнес:
– Что это? Какие-то письма? Господи, ну кому нужны эти формальности! Анечка, прошу вас, садитесь! Какой я, однако, негостеприимный хозяин! Прошу это извинить, моя дорогая!
Он указал на небольшой кожаный диванчик в углу. А вот его жена сухой лапкой
