вошедший, не успев сесть на жесткий стул, привинченный к полу, – вы понимаете, что положение ваше незавидно. На основании многочисленных улик вас признают виновным в убийстве Гельмута Ланга.
– Я его не убивал, – устало повторил Маркиз.
Кривоносый поморщился:
– Да не повторяйте вы это как попугай. Это вам не поможет. И совершенно неважно, убили вы его или нет. Вас хотят трахнуть – и вас трахнут! Для этого есть все возможности. Версия будет такая: вы в сговоре с Лангом украли из дома Тизенхаузенов картину, не поделили ее с соучастником и убили его. Картину, кстати, вы успели куда-то спрятать. Девушка, которая была с вами, тоже получит приличный срок за соучастие. Поймите, господин Марков, вы здесь, в Германии, чужие, и вы никому не нужны. С вами сделают все, что захотят.
– Я так понимаю, – проговорил Леня, облизав пересохшие губы, – что вы – тот самый добрый дядя, которому я нужен и который по этой причине хочет мне помочь?
– Я не добрый дядя, – кривоносый усмехнулся, – я деловой человек, и я хочу предложить вам сделку.
– Я с удовольствием послушаю, что вы хотите мне предложить, только, знаете ли, обсуждать деловые предложения как-то приятнее без наручников. Я, конечно, понимаю, что не в моем положении диктовать условия, но думаю, что снять с меня наручники, дать мне стаканчик кофе и назвать свое имя – это вполне в ваших силах.
Кривоносый господин усмехнулся, чуть склонил голову и нажал кнопку звонка. На пороге вырос двухметровый, коротко стриженный орангутанг в полицейской форме и вопросительно взглянул на кривоносого, потирая пудовые кулаки.
– Э… офицер, снимите с заключенного наручники и принесите ему кофе. Мне тоже.
«Он не из полиции, иначе знал бы, как зовут офицера, – сообразил Леня, – но при этом достаточно влиятелен для того, чтобы ему приказывать. Кто же это такой?»
Орангутанг разочарованно засопел, но беспрекословно подчинился. Маркиз потер руки и, пока детина ходил за кофе, с интересом разглядывал своего визави.
– Вы можете называть меня герр Вольф, – насмешливо проговорил тот.
– Думаю, это не настоящее ваше имя, но сойдет и такое.
– Конечно, ведь вам нужно как-то ко мне обращаться. Как, кстати, вы называли покойного Гельмута Ланга?
– Никак, – Маркиз поморщился, – я его ни разу не видел до сегодняшней ночи.
– Как хотите, как хотите…
Орангутанг принес два пластмассовых стаканчика скверного кофе и удалился.
– Итак? – проговорил Маркиз, прихлебывая горячую бурду. – Зачем я вам понадобился?
– Дело в том, – начал Вольф, откинувшись на спинку неудобного стула и обхватив тонкими руками колено, – что у господина Тизенхаузена было две дочери.
Пауза затянулась, и Маркиз, чтобы прервать ее, спросил:
– Какое отношение ко мне имеет состав его семьи?
Герр Вольф прикрыл глаза тяжелыми веками и продолжил:
– Его младшая дочь пребывает в добром здравии и находится в родительском доме, старшая же несколько месяцев назад погибла. Погибла она у вас, в России. Господин Тизенхаузен
