сквозь зубы вымолвил Ремедий, вытер каплю крови, попавшую в глаз, и посильнее налег плечом.
Мартин лежал головой ко входу. Его закаченные белесые глаза слепо уставились на Эркенбальду. Он был еще жив. Губы умирающего шевельнулись, широкая борода задергалась.
– Пришла, – хрипло вымолвил он и перекатил голову – слева направо, справа налево.
Женщина молча устроилась рядом, уставилась в сторону.
– Что приперлась? – повторил умирающий. – Полюбоваться, как я сдохну?
– Да, – не поворачиваясь, сказала Эркенбальда.
Телега несколько раз дернулась и остановилась. Похоже, завязла всерьез. Донеслась брань Ремедия, который часто поминал «проклятую бабу».
На мгновение Эркенбальда высунулась из-под навеса, гаркнула на солдата, окатив его проклятиями, и снова вернулась к Мартину.
Он тяжело дышал, широко открыв рот и блестя зубами.
– Давит, – выговорил он наконец.
– Это бесы у тебя на груди сидят, – отозвалась женщина, но перекреститься поленилась.
– Монаха не нашли? – спросил Мартин и осторожно перевел дыхание – боялся закашляться.
Эркенбальда расхохоталась ему в лицо.
– Монаха тебе! Монах тебя благословит, пожалуй… прямо в ад!
Мартин хрипло вздохнул.
– Устал я, – сказал он.
Снаружи загалдели голоса. Потом кожаные занавески отодвинулись, и показалось незнакомое лицо мужчины лет сорока. За ним маячила сияющая физиономия Ремедия – как будто невесть какой алмаз в грязи сыскал.
– А еще говорят, что молитвы не помогают! – сказал он. – Гляди, что я выудил в луже! Монах!
– Тьфу! – от души плюнула Эркенбальда.
Монах в темной мокрой рясе пристально посмотрел на нее.
– Ты действительно веришь, что из встречи со мной тебе может приключиться дурное? – с интересом спросил он.
Эркенбальда проворчала:
– А то, крапивное семя.
Внимательные светлые глаза монаха разглядывали ее так, будто пытались прочесть что-то сокровенное в душе маркитантки.
– Да сбудется тебе по вере твоей, женщина, – сказал монах. Протянув руку, он с неожиданным проворством схватил ее за волосы и вышвырнул из телеги в жидкую грязь. Лошадка испуганно шарахнулась назад, но телега ее не пускала. Бедная кляча заржала, и Ремедий подхватил ее под уздцы.
Не обращая ни на кого внимания, монах запрыгнул в телегу и опустил за собой занавески.
Мартин рассматривал неожиданного духовника без всякого интереса. Глаза его уже туманились.
– У нас с тобой мало времени, – сказал ему монах.
– Из какой задницы ты вылез, святоша? – спросил умирающий.
– Какая разница?
– И то верно. – Мартин опустил ресницы. – Скажи, это правда, что на груди у меня сидят
